Кямилову и в голову не приходило думать о своих ошибках, о своей грубости. Обо всем, что могло умалить его гордость, его величие, он и знать не хотел. Нет, скорее вернуться в кабинет, ухватиться за трубку обеими руками, накричать на телефонисток, испытать свою силу.

Кямилов проворно встал, пыхтя и сопя оделся и, ничего не объясняя сонной Зарринтач, вышел. Запыхавшись, влетел он в свой кабинет, зажег лампу, внимательно осмотрелся. Все было на месте — стулья, несгораемый шкаф. Он уселся и стал беспрерывно звонить, поднимать людей с постели, будить, действительно, создал шум. Отовсюду ему отвечали вежливо, с уважением. Так в чем же дело, откуда эти страхи, что вселились в его сердце? Он поднялся, тихо свистнул и, немного успокоившись, стал гулять по кабинету. Наконец он позвонил: Муртузову.

— Муртуз, загляни ко мне, деточка.

Кямилов даже не дождался «баш-усте» Муртузова, положил трубку на рычаг, засунул руки в карман своих наутюженных галифе, обтягивающих толстые, как бревна, ноги и уставился на носки сапог.

Так дела, в общем, не так уж плохи…

В приоткрытую дверь просунулась голова Муртузова.

— Салам, — поздоровался Муртузов и осторожно спросил: — Можно войти?

— Пожалуйста, Муртуз.

— Стоит вам приказать, мы всегда к вашим услугам.

— Что нового, Муртуз?

— Все по-старому, лишь здоровья хочу вам еще раз пожелать, товарищ Кямилов.

— Почему ты так запыхался? А?

— Шел быстро.

— И очень хорошо сделал, Муртуз. — Кямилов достал из пестро размалеванного портсигара папиросу и зажег. — И хорошо сделал, что торопился, Муртуз. Я не люблю ждать. — И сразу же спросил, яростно сжимая папиросу в зубах: — С какими новостями вернулся прокурор? Как его настроение? Такой же самодовольный, как и был?

— Настроение у моего начальника блестящее.

— В каком это смысле блестящее? — Кямилов стряхнул пепел. — По каким это признакам его настроение кажется хорошим?

— Повидимому, работу его одобрили, сказали ему «яхши».

Кямилов не хотел даже слышать слово «яхши» применительно к Мехману.

— Гм! «Яхши», говоришь? Он вылетит отсюда с таким звоном, что сорок лет у него будет звенеть в ушах. — Кямилов, позабыв, что на краю пепельницы дымится положенная им папироса, достал из портсигара другую и стал нервно постукивать ею о крышку. — Итак, что же ты скажешь?

— Впечатление такое, товарищ Кямилов, что земной шар, прокуратура, комсомол — все это стало существовать только со дня рождения этого Мехмана…