— А почему ты не видишь своей вины, Мардан? — просила она.

— Да, и я виноват, я, конечно, виноват, — согласился Вахидов. — Прежде всего виноват я сам.

— Ах, эта Зарринтач! — продолжала возмущенная Селима. Она никак не могла успокоиться. — И ты знаешь, она просто стала вроде сестры жене прокурора. С кем бы ни сидела, с кем бы ни стала заводить речь о Зулейхе, о ее матери Шехла-ханум, — жестикулирует, шепчется в разных углах, пугает людей: «Разожму руку — прокурор на моей ладони, сожму руку — прокурор у меня в кулаке…»

— Мехман очень честный человек, Селима.

— Может быть, но теща его страшно необузданная, вздорная женщина. Пока зять был в Баку, до самого его возвращения только и разгуливала, расфуфыренная, с дочерью по улице, со всеми болтала, сплетничала чуть ли не со звездами…

— У Мехмана совесть чиста, Селима. Он принципиальный и честный человек. Таким и должен быть прокурор.

— Хорошо бы ему самому заняться детсадом.

— Комиссия все проверит, все выяснит.

Вахидов побрился, подстриг усы. Он наскоро позавтракал, отдохнул немного и только собрался пойти в райком, как зазвонил телефон.

— Да, здравствуйте, приехал. Слыхал ли про возвращение прокурора? Да, слыхал. Хотите зайти в райком? Немного погодя. Скоро я буду.

Вахидов положил трубку.

— Наверно, Кямилов? — предположила Селима.

— Он самый.

— Зачем ты ему так срочно понадобился? Что это он так волнуется? заметила Селима. — Это же очень нехорошо, что вертушка Зарринтач врывается в дом человека, который мог бы ей быть отцом. А вместо этого она становится чуть ли не его опекуншей, крутит и вертит им. Ты понимаешь, ведь это и для тебя нехорошо: не хочется, чтобы люди плохо отзывались о председателе райисполкома — о человеке, стоящем рядом с секретарем райкома. Глупые, бестактные поступки подрывают авторитет человека, разве не так?

— Верно, Селима, надо оберегать свой авторитет, свое имя.

— Верблюд прячет голову в кусты хлопчатника думает, что никто его не видит. Так же поступает в эта гора мяса, Кямилов. Почему он не думает о своих детях, о своих внуках? А вдруг они приедут сюда на лето?

Почему этот Кямилов не дорожит мнением людей? Мардан, почему ты не поговоришь с ним как товарищ и как секретарь райкома обо всем этом?

— Так вот ты какая! Оказывается, о многом ты успела подумать за это время, что меня не было, — произнес Вахидов, остановившись у двери.

— Много у меня накопилось на душе, но ты все твердишь мне — не вмешивайся. И я не вмешиваюсь, Мардан.

— Да, Селима, будет лучше, если ты займешься своими делами в больнице…