— Конечно, провал «Малыша» не доставит Годвину приятных минут, — сказала Татьяна Павловна. — Но больше всего его огорчит то, что не пришлось воспользоваться материалами профессора Савельева.
— Вы правы, — отозвался Дымов. — Это — большая неприятность для сэра Годвина и его хозяев. Ну что ж, мы рады доставить им эту неприятность.
Рославлев, которому многое из этой истории было неизвестно, с интересом прислушивался к разговору, ожидая найти ответы на волновавшие его вопросы.
— Скажите, Сергей Сергеевич, — не выдержал Рославлев. — Вы с генералом с самого начала подозревали, что Хепвуд — не тот, за кого себя выдает? По совести говоря, такое предположение у меня сначала и не возникало. Иногда, правда, мелькала мысль, но каждый раз она рассеивалась. Особенно сбил меня с толку последний визит Хепвуда, когда он сообщил мне о Лидснее... Ведь я добросовестно искал несуществующего пассажира с «Виргинии», хотя этот пассажир сам ко мне дважды являлся.
— Самокритика? — усмехнулся Дымов.
— Да, самокритика... анализ собственных ошибок... Скажу даже больше! — воскликнул Рославлев. — Если бы вы мне не позвонили в тот вечер, я стал бы охотиться за человеком в соломенной шляпе. Вот как все стало запутываться.
— Откровенность за откровенность! — снова усмехнулся Дымов. — Скажу вам честно, что твердой уверенности и у нас не было. Если бы она появилась, все произошло бы гораздо проще: подполковник Рославлев получает соответствующие указания, действует, выполняет... Нет, нет, дорогой товарищ, вся история с «Виргинией» и Хепвудом — сложная, запутанная задача. Я бы назвал ее уравнением со многими неизвестными.
Дымов встал с качалки, прошелся по комнате и остановился возле стены, где на гвозде висела гитара. В военной форме он казался моложе, стройнее.
— Любитель? — спросил Дымов Рославлева, показывая на гитару.
— Да... В свободную минутку балуюсь.
Дымов снял с гвоздя гитару, тронул струны и, прислушиваясь к их звучанию, сказал:
— И я в молодости любил эту певунью. Играл, говорят, неплохо.
Он взял несколько аккордов, но неожиданно прикрыл струны ладонью и спросил:
— Что бы вы сказали, друзья, если бы в одном из почтенных иностранных научных журналов появилась статья, в которой журналист Гарольд Лидсней, человек, весьма далекий от науки, выступил в роли предсказателя, проявил, так сказать, некоторое «предвидение»?..
Сергей Сергеевич снова переживал все перипетии законченного дела, в котором догадки и предположения дополняли, скрепляли очевидные факты, а проницательность и интуиция подкреплялись логикой.