Но где бы ни начинались эти разговоры и ни возникали эти слухи: на станции, в лесосеках или деревеньках, лежащих близко к кромке бора, все они обязательно самым коротким путем доходили к Могутченко. Уже в день гибели Галины он переключил всю информацию, поступающую в отдел из района станции, только на себя. Одновременно он позаботился и о расширении источников этой информации, ругая себя в душе за то, что не сделал этого раньше.

«Дуреть под старость начал или сроду такой был,— размышлял наедине с самим собою старый моряк.— Поверил старый пень, что на тихой станции, в глухомани, врагов нет, и проморгал. Трех хороших людей сгубили гады. В шею из отдела надо гнать за такую работу. На баштан, видать, мне пора, кавуны караулить, а не контру под жабры брать».

Но переживания свои Могутченко хранил в глубокой тайне. Внешне он оставался по-прежнему энергичным руководителем отдела. Ни у начальства, ни у подчиненных не возникало даже мысли ставить в вину Могутченко происшедшее на шестьсот второй версте.

Но начальника отдела это не утешало. Хотя люди его и не осуждали, сам себя он судил жестоко и безапелляционно. Только потому, как подробно стало освещаться в сводках отдела все, что происходило около маленькой станции, можно было судить, как круто изменил Могутченко отношение к этому району.

Первыми до отдела доходили слухи. Могутченко копался в этой разноголосице, пытаясь нащупать какую-нибудь ниточку. Вначале он отбрасывал как не заслуживающие внимания все разговоры, объяснявшие гибель Когутов неудачной любовью и ревностью. Могутченко было известно, что семейное счастье Гали и Данилы Романовича было построено на крепкой любви и доверии. Но вдруг в этой категории слухов появилась новая струйка. Среди лесорубов заговорили о том, что прежде, чем стать женой Когута, Галя была невестой кого-то другого, что у Данилы Романовича был жестокий и мстительный соперник. Как ни бился Могутченко, но выяснить первоисточник слуха не мог. Да и не получил этот слух широкого распространения, словно кто-то поспешно потушил его. Но начальник отдела отметил его в своей памяти и даже подумал, что, может быть, прав Горин, утверждавший, что Галю убили из мести. Заинтересовала Могутченко и болтовня подвыпивших лесорубов и возчиков, что Когутов якобы убили из-за золота. Что, мол, Когут привез из Сибири целый пуд золота, а здесь кто-то пронюхал, ну и... В пуд золота Могутченко не поверил, но целиком золотую версию отбрасывать не стал. Вспомнил, что в подслушанном Иваном Полозовым разговоре Галя уговаривала мужа «выкинуть им все и дело с концом». Нет, в слухах о золоте было что-то такое, что настораживало, заставляло задуматься. Могутченко сообщил об этом Полозову. Но больше всего начальник отдела отдал сил выявлению лиц, приехавших на лесоразработки из Восточной Сибири.