— Ты, брат, как в карты смотрел. Складскую четверку списывай.
— Взяли? Кто они?!
— Последыши твоего приятеля Василия Крюка. Сдаваться боялись, хвосты очень замараны.
— Но ведь они знают...— обрадовался Иван.
— Ни черта они не знают...— перебил его начальник отдела.— Знал Горбач, он у них за атамана был, а его живым взять не удалось. Не дался. Остальные — дубы.
— Но все же надо бы...— начал Иван.
— Все это мы делать будем. Тебя это не касается,— снова перебил его Могутченко, и Иван понял, что начальник сейчас не расположен вести разговор об агентурных способах поиска.— Ты мне скажи, кто анонимку стряпал? Узнал?
— Пока еще нет.
— Жалко. Ну, что ж, пока бувай здоров,— и Могутченко повесил трубку.
— Вот хохол поперечный,— привычно проворчал Полозов, отходя от телефона.— Сам же запретил мне совать нос в станционные дела, а ждет, что я ему анонимщика найду.
Но ругался Иван больше для очистки совести. Конечно, у него было мало возможности активно отыскивать автора анонимки, но он и не использовал ее в полную меру. Фактически он перестал бывать на станции и в пристанционных учреждениях, где якобы случайно мог заглянуть в бумаги, переписку и по почерку, пусть надеясь на счастливый случай, попытаться найти автора анонимки. Да что там. Ему до сих пор не удавалось установить, кто помогал Когуту пилить толстые березовые кряжи на дворе. Он уже склонялся к тому, что таким помощником мог быть случайно забредший на станцию человек. Немало безработных шаталось в то время по дорогам России в поисках заработка. Любой из них мог быть нанят Данилой Романовичем на два-три дня.
Но автор анонимки или помощник в распиловке дров не интересовали пока что Полозова потому, что, пересматривая библиотеку, оставшуюся от Когута, он наткнулся на такое, что сразу же приковало к себе его внимание и заслонило все побочные линии поиска.
Листая книги Когута, Иван отметил одну особенность. Данило Романович с особым вниманием прочитывал те произведения, в которых рассказывалось о борьбе за золото. Как раз на полях таких книг и были накарябаны почерком Когута наиболее резкие оценки, выдававшие огромный интерес автора к этой теме. Из множества надписей внимание Ивана привлекла одна, сделанная химическим карандашом. Причем Когут даже послюнил бумагу на полях, чтобы запись была более заметна. Видимо, он и сам придавал отмеченному им произведению особое значение. Реплика звучала почти восторженно: «Вот, язви его! Как в воду глядел. Башковитый парень!» Видимо, все это относилось к автору произведения.
Иван внимательно прочел рассказ, особенно понравившийся покойнику. На него рассказ не произвел сильного впечатления. Это была написанная тусклым языком история о том, как в конце прошлого века три североамериканских золотоискателя зарыли несколько десятков пудов намытого ими золота в какой-то глухомани. Место клада обозначили на самодельной карте, а затем карту разрезали на три куска. Уже в двадцатых годах нашего века потомки золотоискателей никак не могут разыскать этот клад, так как, не желая делиться золотом, хранят втайне свои кусочки карты. Каждый по отдельности, они пытаются найти дорогу к заветному месту и гибнут в одиночестве, пытаясь пробиться сквозь преграды, которые ставит перед ними суровая природа американского севера.