— Как с кем?— удивленно переспросил Иван и только тут вспомнил, что приказал Леоненко проследить, где состоится встреча Немко с «Николаем Угодником». Брать людей из свободных от наряда отделений Иван не хотел. .Кто его знает, что еще могут выкинуть те, которым выгодно приковать внимание охраны к складу и мосту.
— Я через сорок минут сменяюсь,— дипломатично начал Козаринов, но Иван не стал даже слушать отделкома.
— Понятно,— перебил он его.— Только ничего из этого не выйдет. Твое дело заменять меня, быть здесь у телефона и в случае сигнала тревоги жать на дрезине ко мне на помощь.
— Ну, а вы-то как же?— забеспокоился отделком.
— Я выйду, как обычно, в девять, ты проводишь и вернешься сюда. Думаю, что к двенадцати Леоненко освободится и подойдет ко мне. Только уж в домик ему заходить нельзя. Пусть останется в бане. Оттуда тоже действовать удобно.
Через час Полозов и Козаринов бежали на лыжах через густолесье к домику Когута.
Отделком был недоволен решением командира остаться в засаде одному, считая это слишком рискованным, но молчал. Во-первых, Полозов высказал свое решение тоном приказа, а приказ обсуждать не полагалось, во-вторых, действительно было лучше иметь людей в резерве, чтобы ударить на преступников с тыла. Успокаивало Козаринова то, что командир будет сидеть за стенами. И удар, безусловно, нанесет первым. Первый удар — половина победы.
Было безветренно, и, хотя морозец пощипывал щеки и кончики ушей, неожиданно начал падать мягкими тяжелыми хлопьями снег. На небе ни единой звезды, все затянуло снеговыми тучами.
Выглянув из-за стены бани, Полозов тихо рассмеялся. Тропинку, столь тщательно расчищенную Немко, покрывал мягкий пушистый снег.
— Что случилось?— забеспокоился стоявший рядом с Полозовым Козаринов.
— Пропала работа Немко.-Душе Когута, если она пожалует, придется оставить следы.
— Но и ваши следы останутся?— забеспокоился Козаринов.
— Пустяки,— ответил Иван.— Снег за полчаса все закроет,— и, взглянув на небо и потянув воздух носом, добавил:— Часам к двенадцати прояснится, и мороз хватит будь здоров.
Козаринов, зная, что его командир — уроженец русского севера, снеговую погоду читает как книгу, промолчал. С железнодорожной насыпи послышалось легкое поскрипывание снега под ногами и неясно промаячили две фигуры, медленно двигавшиеся к переезду.
— Слышишь?— снова шепнул Полозов.— Уже поскрипывает снежок-то — это к сильному морозу. Часа через два он прямо визжать под ногами будет.
— Пора, товарищ командир,— шепнул в ответ Козаринов.— Это последний дозор к переезду вышел. Через двадцать минут возвратится. Тогда для той сволочи, что вы ждете, дорога открыта будет.