Доктора Хельмига я знал весьма поверхностно, в жизни секции он участвовал мало и появлялся там лишь изредка. Я сказал, что заседание в пятницу состоится. Потом сел за стол и написал лесничему, что его письмо меня очень растревожило и что у меня другой взгляд на события, о которых идет речь. Я попросил его никому не рассказывать о моем письме и при первой возможности навестить меня в Ленинграде.
Заседание секции в пятницу было плодотворным. Но доктор Хельмиг, как и обычно, больше слушал, чем вступал в дискуссию. Лишь после заседания он словно ожил и с усмешкой обратился ко мне:
— Рассказывают, что вы, господин инженер, заядлый охотник и ходите даже на медведей и волков?
— Вы неплохо информированы, я, действительно, предан охоте, — ответил я. — Вас интересуют только медведи?
— Что вы! Какое там… — доктор сделал вид, что испугался. — Так высоко я не летаю. Моего охотничьего умения хватает лишь на зайцев, да иногда еще могу продырявить шкуру лисицы. Только и всего. Впрочем… — добавил он через мгновение, — попадались и тетерева, но до диких уток так и не добрался. А больше всего люблю зайцев. Я, знаете, гастроном и прирожденный материалист. Заяц в сметане — мое любимое блюдо, тетерку вы так не приготовите.
— Ничего-то вы не знаете, доктор! Жареный бекас или дикая уточка, лучше всего рябчик…
— О, пожалуйста, пожалуйста… Кому что нравится — на завтрак, к обеду, на ужин. Я остаюсь при зайцах. А вы, милейший инженер, не взяли бы вы меня как-нибудь на заячий гон? Вы куда ездите? Где, например, были в последний раз?
Просьба Хельмига была столь неожиданна, что я предпочел ответить лишь на последний вопрос:
— В Лобановском лесничестве. Гон был знаменитый, даже повстречался с медведем…
— …которого вы, разумеется, уложили? — язвительно продолжил Хельмиг и добавил: — Какой это по счету у вас?
— Вы в самом деле уложили медведя? — поинтересовался кто-то, и все повернулись ко мне.
— Нет, господа, на этот раз нет. Но кое-что интересное было…
— Что же вы молчите? Рассказывайте! — раздалось хором со всех сторон.
Пришлось рассказать, как в последний раз выезжал в лес. Разумеется, о несчастье с лесничим, о своих находках — на месте его ранения и в лесном сарае — умолчал. О том же, что нашел собаку, не счел нужным скрывать.
— Вы говорите, это была лайка? — переспросил Хельмиг.
— Да, настоящая карельская лайка, умная, чуткая, выносливая.
— И что же вы со своей находкой сделали? — поинтересовался Хельмиг.
— Оставил у себя, пока не объявится хозяин, который к своему псу отнесся так жестоко, — сказал я.