— Почему ты пришел один, без друзей?

— Я не был уверен, что ты придешь сегодня, и никому не сказал о нашем знакомстве. Да и зачем это?

— О моей встрече с тобой тоже никто не знает. Отец все еще в отъезде, а маме я сказала, что иду к подруге. Она у меня добрая и не любопытная.

— А я вот один, и докладывать некому.

— А полковнику?

— Майору... Но завтра — выходной день, и кто свободен от дежурства, может располагать собой как угодно.

— Я думала, вы и шагу не смеете ступить без разрешения командира.

— Мы ведь офицеры, а не солдаты. Солдат, конечно, не отпускают из расположения части. Но они отслужат свой срок и уедут домой. А наша служба — бессрочная.

— До генерала?

— Кому как, а то и в капитанах находишься. Счастливчики, конечно, продвигаются быстрее.

— Ты счастливчик, Виктор?

— Не сказал бы.

— Почему же? Ты умный, хороший парень.

— Долго рассказывать... Кажется, плохо подумал, когда выбирал себе профессию. Форма военная ко многому обязывает, а я люблю свободу.

Потом они пили шампанское и снова танцевали, болтая о пустяках.

Виктор не заметил, как прошел вечер, и обнаружил это лишь тогда, когда танцующих в зале осталось совсем мало, а официанты спешили убрать со столов пустую посуду.

Счастливый от вина и очаровавшей его женщины, Виктор хотел продлить эти минуты и сегодня же объясниться. Но обезлюдевшие улицы ему казались неподходящим местом для этого, и он предложил пойти к нему. Анна наотрез отказалась. Она, видимо, поняла состояние Сорокина и не хотела сегодня услышать то, что он может сказать ей завтра или в другую субботу, когда она получит более точную установку Брауна и когда все они окончательно убедятся, что советской контрразведке ничего неизвестно о Стрекозе.

Но Виктор продолжал уговаривать Анну, не ведая, какими оковами она сковала свою свободу.

— Нет, Виктор, не могу, не могу, — отвечала она. — Я не предупредила маму, и она будет беспокоиться всю ночь.

— А ты ей позвони, скажи, что заночуешь у подруги.