Взглянув на Волошина, Смолин увидел, что тот сидит, привалившись к спинке стула, зеленый, как лед, и его зубы мелко стучат о граненый стакан с водой.

— Что такое? — деревянно спросил он, расплескивая воду. — Неужели она что-нибудь сделала с собой?!

Капитан не ответил. Подвинув к себе бумагу, он стал задавать общие вопросы, исподлобья наблюдая за Волошиным. Поэт смотрел на него широко открытыми непонимающими глазами. Смолина смущал этот беспомощный и ненаигранный взгляд.

«Неужто он наносил удары в беспамятстве и не помнит этого? Что за глупая мысль!» — тут же решил он.

Заканчивая допрос, Смолин внезапно спросил:

— Скажите, есть у вас нож?

— Нет… Впрочем, есть… перочинный… Минуту…

Волошин полез в карман, покопался в нем и отрицательно покачал головой.

— Потерял или оставил дома…

— Расскажите, какой это нож?

— Ножик… обычный… Для карандашей. С перламутровой ручкой…

Смолин достал из ящика нож.

— Это ваш?

Задержанный мельком взглянул на ручку и кивнул головой:

— Да.

Внезапно Волошин неестественно застыл, и в его широко открытых глазах отразился испуг. Николай Сергеевич увидел на лезвии кровь.

— Господи! Что она сделала с собой? — спросил он, запинаясь и облизывая загоревшиеся губы.

…Весь день Смолин допрашивал соседей Буркова. Отпустив кассиршу Невзорову, недалекую и взбалмошную девчонку, капитан пригласил Чернецова.

Семен Чернецов, моложавый человек лет за тридцать, с большими руками и ногами, сразу располагал к доверию. У него были правильные черты лица, голубые, немного водянистые глаза смотрели искренне и прямо. Темно-русые волосы иногда падали ему на лоб, и Чернецов легким волнистым движением ладони возвращал их на место.

Отвечая на общие вопросы, он сообщил, что холост, воевал, работает в пожарной охране.