— Доходит, как до того верблюда, — сказал Миша. — Он и за год поляну не разметит.

Но мужик, хоть и думал туго, действовал не в пример проворнее. Через час поляна была затянута шнурами, и мужик, по-прежнему немногословно, но толково объяснил, где стояли дом, сарай, погреб, где находился огород, а где сад. Потом уселся в сторонке на пенек и занялся кисетом с гремучей смесью.

Солдаты лениво разобрали лопаты. Молоденький, новенький, блестящий, как только что отчеканенная монета, лейтенант деловито осведомился у Кириллова:

— Будем начинать?

— Пожалуй, — согласился тот, подумав, что нет смысла дожидаться приезда комиссии и экспертов. Будет даже лучше, если они подольше задержатся. Ему уже изрядно надоели недоверчивые взгляды и вопросы типа: «А тут ли, Кириллов? Ведь если что и было, так оно могло быть в любом другом месте».

Да, «оно могло быть в любом другом месте». Но было здесь — в этом он уже перестал сомневаться. Он верил в Мямлина. И он поверил в Гришу-дурачка, поведение которого, особенно разыгрываемые им мистерии, стало наконец понятно. Мямлин был первым человеком, разгадавшим то, мимо чего проходили многие умные люди; Кириллов, правда, не знал, что подтолкнуло Мямлина к разгадке. Но то, что он первым увидел в Грише свидетеля давнего преступления, представлялось несомненным.

Лейтенант построил солдат и снова подошел к Кириллову. Лейтенанту были нужны указания.

— Огород и сад пока исключим, — решил Степан Николаевич, оглядывая поляну, расчерченную шнурами на прямоугольники и квадраты. — Дом и надворные постройки тоже оставьте в стороне. А вот двор…

Двор был огромен. Одним концом он примыкал к лесу. Когда-то примыкал. Когда-то был двором… Когда-то тут разыгралась трагедия… Через пять лет после нее в дом вернулся лесник. И прожил в нем около девяти лет…

— Миша, позови лесника, — сказал Кириллов инспектору, стоявшему рядом.

Румяный старик неохотно сполз с пенька и приблизился, треща самокруткой. Вряд ли он умел читать мысли на расстоянии. Но он был догадлив.

— От леса идите, — сказал он. — Помойки там были. Кроме как в помойках нигде не должон быть.

Он имел в виду труп. Вернее, то, что могло остаться от трупа. Помойки здесь не чистили. Просто засыпали землей.

И они пошли от леса…

Это был тяжелый труд, но небесполезный. К пяти часам дня все было кончено. Члены комиссии, прибывшей к этому времени, окружили яму. Заклацал затвором фотограф.

В яме лежал скелет, окруженный ржавыми жестянками из-под консервов, осколками бутылок, какими-то истлевшими лохмотьями. Поперек грудной кости, чуть наискось, уходя концами в невынутую еще землю, свисала тонкая черная цепочка.