Не получается!

– Сейчас ты поспишь, а проснешься и…

Алиса подчинилась ее голосу. Она больше не была собой, хотя прекрасно осознавала, что происходит. В теле ее словно поселился кто-то другой, он потеснил Алису и стал ею управлять. Этот кто-то знал, как поступить, чтобы все получилось правильно.

Когда Саломея пропала, Далматов растерялся.

Он смотрел на цветочный горшок, на кровь и волосы и уговаривал себя, что крови не так уж много. И что, если тела ее нигде нет, остается надежда. А когда уговоры эти перестали помогать, он отставил горшок и двинулся в дом. Ярость ослепляла его.

Пожалуй, будь Алиска у себя – он убил бы ее.

Но ее не было. Гремела музыка. Шевелились шторы на открытом окне. И кукла Барби, сидевшая на подоконнике, опасно накренилась, угрожая совершить кукольный суицид. Алискины вещи висели в шкафу, частично – валялись на кровати. Запах ее духов еще не выветрился, складывалось такое ощущение, что Алиса просто ненадолго вышла.

Сбежала!

Далматов выключил музыку и осмотрел дом от крыши до подвала, и в подвал тоже заглянул.

Никого.

Спохватившись, он набрал ее номер, но абонент был недоступен.

Сама ушла? Увели? Дура! Ну, дура же! И он – идиот, если позволил кому-то войти в свой дом. Осознание неудачи привело его в бешенство.

Он должен был это все предвидеть!

И Далматов отправился туда, где имелись если не ответы, то подсказки относительно интересовавших его вопросов – в Центр.

Аполлона Кукурузина Илья застал уже на выходе. Тот явно спешил и нервничал, озирался по сторонам и долго не мог завести машину. Когда же машина наконец тронулась, то он поехал нервно, и держаться Долматову приходилось в отдалении от него. Злость его обрела выход, и Далматов сосредоточился на одном – не потерять цель из виду. Машина Аполлона дважды пересекла центр города, словно водитель ее желал убедиться в отсутствии слежки, затем остановилась около супермаркета. Аполлон ненадолго вышел и вернулся с букетом белых роз, коробкой бельгийского шоколада и бутылкой вина в руках.

Дама сердца обитала в массивной новостройке-двенадцатиэтажке. И, видимо, отношения с нею зашли у него достаточно далеко, потому что железную дверь подъезда Аполлон открыл собственным ключом.

– Стоять! – приказал ему Далматов, появляясь за его спиной и резко перехватывая дверь.

Пахло стройкой – краской, растворителем, меловой пылью; ее дорожка усыпала край ступенек. Аполлон вздрогнул, едва не выпустив бутылку.

– Обернись!