– Пойдем! – Он схватил мать, готовый зажать ей рот, если вздумает она сказать хоть слово.
– Пойдем! – Он схватил мать, готовый зажать ей рот, если вздумает она сказать хоть слово.
– Рано, дорогой. Рано. – Она с легкостью змеи вывернулась из его объятий. – Разве не желаешь ты проститься с братом? Рассказать ему правду?
– Рано, дорогой. Рано. – Она с легкостью змеи вывернулась из его объятий. – Разве не желаешь ты проститься с братом? Рассказать ему правду?
– Уходи отсюда, Эдип!
– Уходи отсюда, Эдип!
– Не гони его, Аполлон. С братьями так не поступают. Ты называл моего сына братом, царь Эдип, не зная, что и в самом деле – брат ему. От одного отца вы были рождены.
– Не гони его, Аполлон. С братьями так не поступают. Ты называл моего сына братом, царь Эдип, не зная, что и в самом деле – брат ему. От одного отца вы были рождены.
– Молчи! – закричал Аполлон.
– Молчи! – закричал Аполлон.
– Ты тоже прикажешь мне молчать, царь? Неужто не желаешь узнать его имя?
– Ты тоже прикажешь мне молчать, царь? Неужто не желаешь узнать его имя?
И бледное семя болезни, до сих пор дремавшее в теле Аполлона, распустилось, сковав его руки и ноги, связав язык. Стучала кровь в висках, грохотало сердце. Но ничего не в силах был сделать он, чтобы остановить Лето.
И бледное семя болезни, до сих пор дремавшее в теле Аполлона, распустилось, сковав его руки и ноги, связав язык. Стучала кровь в висках, грохотало сердце. Но ничего не в силах был сделать он, чтобы остановить Лето.
– Его звали Лай, сын Ладбака, брат Амфиона… мой презренный муж. И твой тоже, царица!
– Его звали Лай, сын Ладбака, брат Амфиона… мой презренный муж. И твой тоже, царица!
– Нет…
– Нет…
– Да. Не вам ли было предсказано, что сын, тобою рожденный, убьет отца? И что станет он позором вашего рода, таким позором, который не смоют века…
– Да. Не вам ли было предсказано, что сын, тобою рожденный, убьет отца? И что станет он позором вашего рода, таким позором, который не смоют века…