– Из-за тебя все! – прошипела золовка, подбирая камень. – Ишь, зыркает. Хоть бы слово сказала, бесстыжая!

Суома не знала слов, которые рассказали бы про то, до чего тяжело на сердце. Во двор она все же вышла. И за ограду выглянула, но лишь затем, чтобы увидеть, как идут по улице Ойва и Лахья.

Большие. Сильные.

Веселые.

Они друг для друга есть. А Суома? Лишняя. Чужая. Не надо было сюда приходить. Поверила людям. А мама предупреждала… мама улыбается. Ее кожа пожелтела и прилипла к костям, но хрупкие пальцы по-прежнему крепко держат серп.

Мама знала бы, как поступить.

Суома просто стояла, смотрела, как приближается тот, кто назывался ее мужем. Поймав его взгляд, Суома поняла, что нет в нем ни смущения, ни стыда, одна лишь злость на нее, что стоит, мешает… живет.

Остановилось сердце, треснуло, выпуская нечто черное, неназываемое из самой глубины Суомы. Она шагнула за ограду и еще дальше.

Кричали. Далеко.

А Суома не слышала больше голосов и не видела ничего, кроме лица соперницы. Брови вразлет. Тонкий нос. Губы алые. В ушах серьги-бубенчики.