Звуковая волна опрокинула его навзничь, придавила к полу, словно желая растереть, превратить в месиво костей и крови, точно такое же, какое он видел в тот раз.

Надо было умереть самому.

Но он не смог.

– Прости, пожалуйста, – сказал он. – Уйди, пожалуйста.

– Отпусти ее, – попросила Всеслава. – Позволь ей уйти.

Нет. У него получится. Он знает.

Ромашки разрослись вдоль забора. Бело-желтые соцветия их проглядывали сквозь жгучую крапивную изгородь и прямо-таки просились в руки.

Дашка и сорвала, а потом села на кирпич и принялась обрывать лепестки.

– Сдаст… не сдаст… сдаст… не сдаст…

Вась-Вася уехал еще вечером, и от визита его, равно как и разговора, оставался странноватый привкус безумия, как будто Дашка вдруг заразилась непонятной болезнью, выворачивающей сознание наизнанку. Выпить бы… У Артема точно заначка имеется, хотя он и врет про здоровый образ жизни.

Выяснилось, что он вообще врет изрядно.

Чему удивляться?

Лепесток остался последний. Выходило, что Вась-Вася их все-таки сдаст, но Дашке верить в такое не хотелось и потому отправила ободранную ромашку назад, в крапивное море.

– Злишься? – поинтересовался Артем. Он уже давно наблюдал за ней, не делая попыток заговорить. Вот и не делал бы дальше. Разговаривать с ним у Дашки желания нет.

У нее теперь вообще желаний нет.

Разве что одно – пусть оставят ее в покое.

Артем же приблизился и встал, заслоняя скупой утренний свет.

– Извиняться не стану.

– Иди к черту.