Светлый фон
– Когда же волосы ее становились легки и обретали прежнюю черноту, она звала служанок. Звук медного колокольчика разносился по замку, и по зову его в комнату Эржбеты входила Йо Илона. Это женщина из руссов, огромная, словно сама гора. Ее груди тяжелы, а живот необъятен. Однажды Йо Илона кулаком разломила наковальню, а вторым – вышибла дух из кузнеца, посмевшего сказать обидное про госпожу. Йо Илона приносит детей. Они сидят на плечах ее, словно птенцы, и держатся за желтые косы.

– То, что говоришь ты, странно, – сказал Турзо, знаком приказывая подать еду.

– То, что говоришь ты, странно, – сказал Турзо, знаком приказывая подать еду.

– Это чужие дети, те, кого Эржбета велела привести в свой замок, желая воспитать людей верных и преданных. Собственные ее дети разлетелись по миру. Графиня целует каждого ребенка, и те плачут, потому что души их горячи, тогда как губы Эржбеты холоднее льда.

– Это чужие дети, те, кого Эржбета велела привести в свой замок, желая воспитать людей верных и преданных. Собственные ее дети разлетелись по миру. Графиня целует каждого ребенка, и те плачут, потому что души их горячи, тогда как губы Эржбеты холоднее льда.

Соленое мясо, подогретое над огнем, лишено вкуса, как и холодный, зачерствелый хлеб. Но люди едят. И слушают, впитывая каждое слово.

Соленое мясо, подогретое над огнем, лишено вкуса, как и холодный, зачерствелый хлеб. Но люди едят. И слушают, впитывая каждое слово.

– Когда детей уносят, Эржбета снова садится перед зеркалом, и служанки начинают скрести ее лицо. Они натирают его лимонным соком и перепелиными яйцами, медом и творогом, перетертыми листьями мяты и жиром белых овец. Они мажут его тайными мазями, которых у Эржбеты целый сундук. Они читают заклятья, призывая тайные силы.

– Когда детей уносят, Эржбета снова садится перед зеркалом, и служанки начинают скрести ее лицо. Они натирают его лимонным соком и перепелиными яйцами, медом и творогом, перетертыми листьями мяты и жиром белых овец. Они мажут его тайными мазями, которых у Эржбеты целый сундук. Они читают заклятья, призывая тайные силы.

– Ведьма! – голос был слаб и тонок, но вместе с тем подобен камню. Он пробудил ропот, что побежал по толпе, становясь все громче.

– Ведьма! – голос был слаб и тонок, но вместе с тем подобен камню. Он пробудил ропот, что побежал по толпе, становясь все громче.

Ведьма.

Ведьма.

А монах, точно не слыша, продолжал.

А монах, точно не слыша, продолжал.

– И когда кожа ее вновь становится белее белого, Эржбета позволяет служанкам одеть себя. Затем она спускается в парадный зал, садится в кресло, которое прежде занимал ее супруг, и сидит в нем часами. Она не нуждается ни в еде, ни в питье, ни в молитве. Ее взор устремляется в огонь. И Дьявол рисует для Эржбеты письмена. Когда же наступает вечер, Эржбета уходит в башню. Я не знаю, что в ней. Но кричат там часто.