– У меня есть новости, – говорю я, чтобы больше не оттягивать. – Ты скоро станешь дедушкой.

Он смотрит на меня с таким видом, как будто ждет, что я сейчас начну смеяться и скажу, что это была шутка. Увидев, что я не смеюсь, он как-то так вздрагивает, а потом начинает плакать.

– Эй, – говорю я, подходя к нему и обнимая его. – Я вообще-то думала, что ты обрадуешься.

Проходит несколько секунд, пока к нему возвращается дар речи. Когда это наконец происходит, он просто говорит:

– Я радуюсь. И очень даже сильно. А если честно, то я попросту ошеломлен. И давно?

– Уже четвертый месяц. Срок – девятого апреля.

Он смотрит на меня.

– Да, – говорю я. – Я знаю. Это как будто она направила его нам, чтобы у нас появилось что-то такое, что ослабило бы нашу боль.

Папа вытирает глаза.

– Она очень бы обрадовалась, Джесс. Она пришла бы в восторг.

– И, наверное, начала бы что-то вязать, да?

– О да!.. Она начала бы вязать, готовясь к появлению малыша. И к тому моменту, когда он родится, ты уже была бы завалена всяческой вязаной одеждой.

– И она уже наговорила бы мне всякого-разного о том, что делать и чего не делать, что есть и чего не есть. Она каждый день давала бы мне какие-нибудь новые советы.

Папа улыбается, а потом его лицо слегка мрачнеет.

– Я приготовил рыбу. Это тебе подходит?

– Да, вполне, спасибо. Хотя сейчас мне не очень-то хочется есть. По правде говоря, с утра меня довольно сильно тошнило.

– Ой, солнышко мое… Я помню, как это было у твоей мамы. Жаль, что я ничего не знал.

– Я не хотела никому ничего говорить раньше трех месяцев. Ты ведь понимаешь, что может случиться всякое.

– Конечно. Ты скажешь завтра Анджеле?