И что такого особенного она сказала?

Что для вечной любви одной духовной близости маловато будет…

Всё верно сказала. Может быть несколько цинично, но не такую же глупость ляпнула чтобы дура влюблённая, не слушая возражений, кинулась свою любовь доказывать.

И вот сидит Алька, переживает и думает о том, что будет, если Мелина не вернётся.

А ведь всякое может случится. Не даром же подруга с ней, словно навсегда, простилась.

Ну не дура ли!

Алька ещё что-то об эгоизме кричала, но ведьма упрёка или не поняла, или решила, что это ещё одна причина для совершения радикального поступка.

Нет чтобы о целительной силе любви говорить…

Ведь могла же, могла заткнуть цинизм куда подальше и, вспомнив банальные истины, уговорить подругу потерпеть ещё немного и, обвив шею любимого собственными руками, сказать ему, что любит его любого — хоть хромого, хоть косого…

Нет, всё-таки дура.

У Мелины хоть повод есть — она дура влюблённая, а вот Алька просто дура набитая, и никуда от этого диагноза не деться.

Сожалеть — занятие неблагодарное и совершенно бессмысленное.

Что толку, если ничего уж не изменить и не исправить.

Только одно остаётся — сидеть, ждать и надеется.

Чтобы хоть немного отвлечься от неприятных мыслей Алька решила повспоминать что-нибудь приятственное.

Можно было углубится в воспоминания детства и повспоминать как ездила с родителями к морю, ещё до рождения брата. Алька всегда вспоминала эту поездку когда надо было срочно восстановить душевное равновесие, но подумав, решила, что свежие воспоминания о последнем визите в Шанель Мелиной тётки успешно заменят детские.

Тётушка явилась к обеду.

Не одна, а в сопровождении своего волосатого любовника.

Меню и Альку она потребовала одновременно.

Первым прибыло меню.