Скоро у нее не будет ни одной секунды на передышку. Скоро она забудет, что такое сон.

И мечты. И надежда.

На левом мониторе — оба налетчика. Папочка наблюдал за их поведением, после того как он объявил о своем решении. Но они помалкивали, даже не переглядывались. Были все так же равнодушны друг к другу.

И все же Патрик успокаивал себя, считая, что братская любовь не умерла. Он не мог в это поверить. Она все еще была где-то там, готовая вспыхнуть от малейшей искры.

Было бы так досадно не увидеть, как один из них страдает при виде смерти другого.

Это испортило бы ему все удовольствие.

Он закрыл глаза, мечтая о сладкой минуте, когда он заберет жизнь одного на глазах другого. Этот драгоценный момент должен будет длиться так долго, как только возможно.

Он заранее наслаждался и другой мукой — болью Сандры в ту минуту, когда он убьет Рафаэля. Зародившаяся в ней любовь к нему — это истинное благословение.

Убийство — ничто. Наслаждение в другом.

Он разгорячился, расстегнул брюки, не сводя взгляда с правого монитора.

Он дорого дал бы, чтобы посмотреть на страдания родителей этой девочки.

Он очень хорошо их представлял. Их горе, их крики, их слезы.

Их безнадежность.

Как-нибудь потом надо будет похитить какую-нибудь мать вместе с дочерью.

Пересечь новую черту.

* * *

Что ранило больнее всего?

Конечно стыд, никаких сомнений.

Не было никаких часов: ни наручных, ни будильника, ни настенных. Никакого способа понять, который час.

Сколько часов она просидела на этой кровати, которая не имела к ней никакого отношения? В этой комнате, которая ей не принадлежала… Среди этих грязных стен, которые держали ее в плену.