– Привет, Танюха! – акушерка хотела сунуть младенца мне, но я запротестовал.
– Нет, нет! Я боюсь ее на руки брать. Она такая маленькая, как кукла.
– Ничего, – подбодрила меня акушерка, – это только вначале страшно, потом привыкнешь.
Колосова и акушерка стали болтать об общих знакомых, а я разглядывал новорожденную. Сколько я видел в кино младенцев, все какие-то страшненькие, сморщенные, кричат. Дочь Натальи была не такой. Она была хорошенькой, с гладким личиком.
– Как мне увидеть ее глаза, – дрожащим голосом спросил я. – Может быть, ее легонько ущипнуть?
В ответ девочка раскрыла глаза и посмотрела на меня. Взгляд ее огромных голубых глаз был вполне осмысленным. Она молча рассматривала меня, а я, как завороженный, смотрел на нее.
«Она уже все понимает, – с ужасом подумал я. – Она знает, что я ее отец. Сейчас скажет: «Папаня, пошли домой! Здесь скучно, а молоко из бутылочки я могу и дома хлебать». Когда она начнет говорить? Интересно, у нее зубы уже есть или еще нет?»
– Вся в папу, – отвлеклась от Колосовой акушерка.
– Да ну, – усомнился я. – Она еще ни на кого не похожа.
– Как же «не похожа»! Носик папин, глазки. Танюха, скажи, девочка ведь – вылитый отец!
– Похожа, – согласилась Колосова. – Ну что, насмотрелся? Пошли, людям работать надо.
Я хотел на прощание коснуться младенца губами, но акушерка не дала.
– Выпишут из роддома, тогда целуй ребенка сколько захочешь. У нас – нельзя.
Мы вышли с Татьяной на крыльцо. Я обнял ее, чмокнул в щеку.
– Танюша, спасибо за все!
– Не боишься, что мамаша увидит? – кивнула она на окна роддома.
– Ее мамаша мне не жена, и я перед ней отчитываться не собираюсь.
Мы договорились, когда встретимся в следующий раз, и я бесцельно пошел неведомо куда. Пройдя большой круг по дворам, я вышел к гастроному.
«Надо выпить, – решил я. – Такое событие бывает раз в жизни. Как она смотрела на меня! Кто сказал, что младенцы ничего не понимают? Фигня. Она уже все понимает, просто говорить не может».
Винный отдел в магазине еще не работал. Я зашел в гастроном с черного хода, постучался в кабинет к директору, предъявил служебное удостоверение и попросил продать бутылку водки. Директриса скорчила презрительную гримасу, но за бутылкой сходила.