– А ты любишь ее слишком сильно. Так что я просто пытаюсь сохранить баланс. В конце концов она меня за это поблагодарит.

– Боже праведный! И это после всего, через что тебе пришлось пройти, чтобы она появилась, – через что нам обоим пришлось пройти, – ты несешь эту хрень? Иногда я совершенно тебя не понимаю.

Миссис Мэйсон что-то говорит – слишком тихо, чтобы это можно было услышать. Ее лицо краснеет.

– Что ты сказала? – переспрашивает ее муж.

Она поворачивается к нему и вновь вызывающе вздергивает подбородок:

– Я сказала, что трудно любить человека, который тебя презирает.

Барри издает театральный вздох:

– Она тебя не презирает – она изо всех сил прогибается, чтобы сделать тебе приятное. Мы все так поступаем. Такое впечатление, что в этом доме всем нам приходится ходить по минному полю.

– Ты не знаешь, что она говорит обо мне. Всякие отвратительные стервозные вещи. Ты этого не слышишь, потому что Дейзи никогда не делает этого в твоем присутствии. Для этого она слишком умна.

– И что же она говорит? – Барри упирает руки в боки.

– Ты это о чем?

– Ты говоришь, что при мне она этого не делает, – так приведи хоть один пример. Что она сказала?

Шэрон открывает рот и вновь закрывает его. После чего раздается:

– Она рассказала мне, что мать Порции открывает книжный клуб и они собираются начать с «Гордости и предубеждения»[97] и что она уже сообщила Порции, что меня это не заинтересует.

– Ну и правильно, а разве нет? Ты подобную чепуху ненавидишь. Ты бы не пошла туда, даже если б тебя умоляли, встав перед тобой на четыре кости. Так в чем же дело?

– Дело в том, как она это сказала. Что меня это не заинтересует потому, что я слишком толстокожая, чтобы понять Джейн Остин.

– Ты обращаешь на все это слишком много внимания. Ей, черт возьми, всего только восемь…