Светлый фон

Снова несколько быстрых команд, и Настя на экране монитора видит: по комнатам мечется одетая в черное женщина. Ее лицо залито слезами, губы дрожат, повторяют:

– Меня нет! Меня не-ет! Нет!!!

– Это она из-за того, что в зеркалах не отражается, – с напускным сочувствием комментирует Томский. – Ни в одном.

– Как ты это сделал?

– Да обычный защитный экран. С дистанционным управлением. Мы с Кнопкой просто дурака валяли, когда придумывали. Думали, гостей как-нибудь разыграем. А оно видишь, как действует.

Михаил с удовольствием наблюдает, как женщина бросается к зеркалу. Бьет в него кулаком. Осколки, слезы, кровь.

– Сначала ее в психушку заберут. А через неделю она повесится, – с удовольствием сообщает Томский.

– Но за что ты с ней так? – Настя в ужасе.

– В Интернете прочитал, она дочку свою убила, – пожимает программист плечами. – Может, конечно, и врут – раз она на свободе.

– А ты кто? Судья?

Томский не колеблется ни секунды:

– В моем доме – да. Хочу – милую, желаю – казню.

И Настя закрывает лицо руками. Что ей остается?

Только тихо плакать, винить некого. Она сама выпустила Франкенштейна на свет божий.

Прошло восемь месяцев

Прошло восемь месяцев

Поляк с испанским паспортом, он нигде подолгу не жил. Настолько привык к мысли, что его могут искать, что больше месяца на одном месте усидеть не мог. Четыре-пять недель минует, и словно тумблер в организме включался, начинал нашептывать на ухо: «Спасайся! Беги!»

Последним его приютом был островок-отель на Мальдивах. Никакой роскоши, скромных три звезды – Сева деньги на ветер никогда не швырял. Но рыба свежая, море лазурное, небо бархатное – что еще надо одинокому страннику?

Персонал на Мальдивах строго следует правилу: без нужды клиенту на глаза не показывайся. А тут, в недорогой гостинице, прислугу, и если нужно, не дозовешься. Сева и не звал. Жил автономно. Мокрые полотенца на солнце сохли мгновенно. Еду и воду из магазинчика он приносил в номер сам. А если переполнялось мусорное ведро, не брезговал выбросить.

Июнь, межсезонье, туристов мало. Никто, решительно никто на него внимания не обращал.