– Черт, – сказала Кэт. – Проклятье, дьявол.

В ярости рассуждая о том, что делать дальше, Кэт подошла к буфету и поставила банку йогурта на рычаг телефона.

Сорок девять

Сорок девять

Анджела Рэндалл. Тупая сучка. Из-за нее были проблемы с самого начала. Были эти утомительные телефонные звонки. Письма. Открытки. Дважды она просто появилась у него на пороге посреди ночи, со своим коровьим лицом, исполненным тоскливой жалости к себе, и она хотела, чтобы он пригласил ее внутрь, хотела его. Она была ему противна. В какой-то момент он отказался лечить ее, и в любом случае, у нее не было болезней или проблем физического характера, с которыми он мог что-то сделать; ее проблемами были уродливые эмоциональные отклонения, которые свойственны старым девам во время менопаузы. Когда пришли первые два подарка, он отослал их обратно. Она послала их еще раз, а потом и другие, вместе с одной и той же смехотворной запиской. В конце концов он решил игнорировать их, и подарки продолжали приходить, дорогие, нелепые подарки, унижавшие ее. Его это уже совершенно не заботило.

Но теперь именно из-за нее начались проблемы. Он подумал о ней, лежащей у него в хранилище, такой тощей и жалкой, хотя он никогда не испытывал жалости.

Фрея Грэффхам заметила часы, но как она вообще узнала о них? Анджела Рэндалл, видимо, была настолько глупа, чтобы оставить что-то валяться прямо посреди своего дома, какое-то его предписание, имя или адрес. Что-то навело Грэффхам на подозрения.

Он устал. Его действия и планы определялись извне, какими-то случайными событиями и людьми, а он всегда внимательно следил за тем, чтобы не допускать такого. Из-за этого он был на грани срыва. Он плохо спал. Встреча с полицией посреди бизнес-парка не помогла делу.

Он намазал хлеб маслом и вскрыл пластиковую упаковку копченой макрели. Он думал, что знает, как справляться с тревогой, думал, что научился этому много лет назад, но сейчас напряжение в его теле и душе одерживало верх.

Он вздохнул, нарезая салат. Его руки были снова связаны, а времени было совсем мало. Он знал, что должен делать дальше.

Он сел, покрутил регулятор на приемнике, пока не наткнулся на передачу с музыкой Филипа Гласса, а потом, под ее звуки, начал методично есть и думать.

Собор был полон. Сидя между двумя рядами альтов и слушая, как мощные волны звука поднимаются от оркестра внизу, Фрея Грэффхам чувствовала себя опьяненной. Пение всегда поднимало ее на особый уровень счастья и удовлетворенности. Было какое-то головокружительное удовольствие в том, чтобы получать нужные ноты и мелодии, внося свою лепту в хор других голосов, и музыка приобретала еще одно измерение, когда ты был исполнителем, находящимся прямо посреди нее. Просто слушать значило находиться абсолютно вовне, как будто сидеть на скамейке запасных. Акустика в соборе была непростая, и секции пианиссимо имели тенденцию уходить высоко под своды, словно струйки дыма, но то, что собор был настолько заполнен, немного помогало, и крещендо звучали волшебно. Она заметила Кэт Дирбон, когда встала вместе с альтами, и ей стало интересно, здесь ли Саймон, но большую часть слушателей нельзя было различить в сумраке.