– И?

Она знала, что надо отвечать, но все же не могла произнести этого, не здесь, в своей собственной гостиной, сидя напротив этого человека. Казалось абсурдным вступать сейчас в рациональную, интеллигентную дискуссию о мотивах убийц.

– Например, Деннис Нильсен был безумным, но он убивал ради компании, ты знаешь. Весты просто были злыми. Плохими, но ни в коем случае не безумными. Те, кто убивает детей, это самые настоящие отбросы, сатанисты и педофилы. Но тебе когда-нибудь приходило в голову, что мотивы могут быть хорошими? Понятными?

Она проглотила еще воды, покачав головой. Дар речи окончательно покинул ее.

– Я убиваю в рабочих целях. – Он посмотрел на нее и сделал паузу.

«Не реагируй, не двигайся, не выдавай себя».

– Это принесет огромное благо. Изучение человеческого тела на всех стадиях его существования даст такое четкое представление о процессе старения, о процессе заболевания, о последствиях разных способов умереть и о процессе умирания самом по себе, какого раньше просто невозможно было достигнуть. Я убиваю, чтобы продолжать эту работу. Те, кого я убиваю, своей смертью приносят пользу всему человечеству и, как ты сама видела, оставляют по себе не очень много скорбящих. Я крайне осторожен. По Анджеле Рэндалл не скучали. Она гораздо большую ценность представляет мертвая, чем когда-либо представляла живая. И она этим мне обязана.

Она не чувствовала ужаса. Продолжал работать только ее мозг, который все еще пытался сформулировать план побега. «Не выдавай себя, жди, потом двигайся, двигайся быстро, быстро».

Эйдан Шарп отхлебнул еще виски.

– Есть обычные безумцы, конечно, – сказал он, – те, у кого нет ни мотива, ни четкого представления о том, что они делают. Они просто повторяют одну и ту же схему, как дети, которые играют в игру. Если у них есть причина для того, что они делают, она обычно сумасшедшая, невнятная, она является продуктом безумия. Шизофреники слышат голоса, которые приказывают им убивать. Они заслуживают сочувствия и лечения, ты так не думаешь?

Она задумалась, какой у него был мотив для того, чтобы рассказать ей об убийствах. Гордыня? Высокомерие? Бахвальство? Она посмотрела на него. Он выглядел таким аккуратным, ухоженным, сдержанным и приятным, когда сидел здесь, – просто вылитый маленький педант, как называла таких людей ее мать. Но он был прав насчет одной вещи. Она хотела знать. Перед побегом ей было необходимо, чтобы он рассказал ей, что он сделал с этими пропавшими женщинами и как, и появились ли к этому времени другие – те, о которых никто пока не знал.