— Да…
Они в нерешительности стояли друг против друга. Джон совершенно промок.
— Тебе нужно ехать домой и переодеться, — наконец сказала Фрэнсис. — Иначе заболеешь.
Он осмотрел себя.
— Я, должно быть, выгляжу как тряпка для уборки?.. Да, ты права; я лучше пойду. — Он быстро коснулся ее плеча. — Мы увидимся?
Фрэнсис быстро взглянула на отца. Глаза Чарльза были закрыты, он тяжело дышал и, похоже, не видел ничего, что происходит вокруг.
— Не знаю. — Она понизила голос до шепота. — Когда-то нам придется это прекратить, ты не находишь?
— Я скоро получу развод. Не придется больше никого обманывать. А ты хочешь все закончить…
— Возможно, дело именно в этом, Джон. В вашем предстоящем разводе. Я спрашиваю себя, какова доля моей вины в крахе вашего брака, и мне от этого становится еще горше.
— В этом нет никакой твоей вины. — Он вытянул руки и притянул ее к себе. — Зачем ты себе это внушаешь? Проблемы между Викторией и мной заключаются совсем в другом. Ты не имеешь к этому никакого отношения.
Фрэнсис почувствовала его дыхание над своим ухом, ощутила тепло от его объятий, хотя Джон был совершенно промокшим. Она всегда любила, когда он ее обнимал, и эти объятия не стали исключением. Как она должна была объяснить ему, что это связано с их уже немолодым возрастом, что она часто думала о том, что уже пора закончить эти страстные встречи в убогих лачугах между лугами и полями…
Через три года ей будет пятьдесят. Конечно, Фрэнсис не считала, что в этом возрасте у нее больше нет права на эротические удовольствия. Но с ними она так и не свыклась. Существует ощутимая разница, когда ты сбегаешь на тайную встречу с мужчиной, когда тебе тридцать лет, — и пятьдесят. В тридцать все овеяно романтизмом. В пятьдесят уже невозможно избавиться от ощущения, что ты еще не сделала решающий поворот в жизни. Не будут же они и в восемьдесят лет валяться в какой-нибудь старой избе, а потом стряхивать с седых волос паутину и солому…
Развод разводом, но она, как бывшая свояченица Джона, не могла так просто приехать в Дейлвью и на глазах у изумленной прислуги пойти с ним в постель. Это разнеслось бы по всему графству еще до того, как они успели бы сосчитать до трех. Их отца это просто убило бы, а Виктория заподозрила бы, что это продолжается не один год, и развернула бы драму небывалого размера.
Нет, их встречи должны навсегда остаться конспиративными. Но при этом Фрэнсис ощущала все большую неловкость. Джон не поймет. Ни один мужчина не поймет, что свою роль играют и совершенно прозаические причины. Значительно больше, чем раньше, она предпочла бы сегодня настоящую постель, ее собственную или его, но в любом случае не дряхлую кровать в избе, на которой уже не одно поколение сельских рабочих произвело свое потомство. Она хотела, чтобы