На все четыре стороны…
Однако все, кто шел или, вернее, крался по нему в тот день, жались друг к другу и старались держаться вместе, хотя это были совсем разные люди, а некоторые видели друг друга впервые. Зеленая пустыня, где отчетливо слышались лишь ветер и шорох шагов, была наполнена гулом низкого голоса, который уже не воспринимался человеческим слухом, но отчетливо чувствовался и, это рождало необъяснимый детский страх. Голос этот возникал ниоткуда, и раскатистый, заставлял вибрировать пространство, проникал в плоть сквозь кожу, отчего душа начинала звенеть монотонным шмелиным жужжанием, слышимым лишь самому себе. Звук этот не давал говорить, будто сковывая речь, и все — пророки, просто люди, посвященные в таинства Горицкого бора, и чужаки, ступившие сюда впервые, одинаково напряженно молчали весь трехчасовой путь.
И каждый сам определял, чей это голос звучит в нем…
Ящерь с Ящерицей шли впереди всего-то на десяток шагов, но Самохину казалось, что они уже далеко и с каждой минутой отрываются все дальше, хотя расстояние не увеличивалось. Наверное, это был знакомый уже обман зрения, странность оптики атмосферы, или земные пророки начинали свое существование в неком другом измерении, не подвластном разуму.
Единственные из всех, они шли обнаженными, совсем рядом, но не касаясь друг друга: мальчиковая фигура пророка и еще незрелая, подростковая — его жены. Лишь изредка, когда налетал порыв ветра, их длинные волосы вскидывались летящими прядями, соприкасались на мгновение и возникало розоватое свечение, возможно, статического электричества.
Иногда Ящерь замедлял шаг или вовсе замирал, вдруг уставившись в землю или небо, возможно, вспоминал что-то или на минуту цепенел от неожиданно посетившей его мысли. И тогда все, идущие позади, останавливались и ждали, а Ящерица не замечала этого и продолжала движение, напоминающее балетное — едва касаясь мха только пальчиками, она быстро перебирала ногами, и Самохину чудился ее сдавленно-восторженный стон.
Ящер спохватывался, догонял и опять некоторое время шагал рядом, и иногда трогал ее своими живыми на ветру волосами.
За их спинами на некотором отдалении по-стариковски замедленно крался на полусогнутых ногах привратник Артемий в белой, вздутой рубахе. Самохин с Плюхачом шли бок о бок, однако тот часто отставал, ступая неуверенно и страдальчески морщась: у крепкого, рослого молодца на ногах оказалась тончайшая, легко ранимая кожа, и в первый же час он до крови стер подошвы о жесткий мох.
Пророк с пророчицей наконец-то одновременно остановились между двух высоких барханов, так что идущие за ними оказались на крутом склоне. Тогда привратник развел руки по сторонам и ступив назад, оттеснил провожающих на вершину, оставив внизу лишь тех, кто уходил.