— На самом деле, никакой истории не существует…

— В смысле?

— Есть только след прошлого в настоящем. След следа — я бы тaк сказала…

— Ты это по поводу «влияния настоящего на прошлое» вспомнила?

— Да. Прошлое восстанавливают по его следу в настоящем. А Шанделье восстанавливал события по их следу в Цойтане, или где там…— она заглянула в текст, — ну да, в Цойтане.

— Так ты думаешь, он это имел в виду?

— Думаю, да… Занимательная штука получается, — вслух размышляла Татьяна, — постоянно наступаем на одни и те же грабли. Вообразили себе, что разум это что-то вроде высшей рациональности — рациональности в квадрате, если учесть рефлексию. Нет, все совсем наоборот: разум — это когда шиворот навыворот, когда назло себе и этой идиотской рациональности.

Через две стандартные недели ее слова ужасным образом подтвердятся. Но сейчас я сказал:

— В среднем, мы ведем себя вполне рационально. До тошноты рационально. Особенно, если знаем что нам нужно, или куда…

— Эх, кабы знать заранее, куда нам нужно, — вздохнула Татьяна.

— Туда, где нас нет.

— Опять банальность, — отмахнулась она, — банальность как средство уйти от ответа. Помогает, однако…

Она подошла к окну, встала на цыпочки, потянулась.

— Смотри, не улети, — предостерег ее я. Она обернулась, сказала задумчиво:

— Улететь не трудно. Трудно оставить здесь то, что нельзя взять с собой… Я все равно не верю, что гомоиды — сапиенсы, — неожиданно добавила она.

— Правильно делаешь, что не веришь. Никакие они не сапиенсы. В смысле, они — рукотворные сапиенсы, а не инопланетные.

— Угу, ручные, я бы даже сказала, — поддакнула Татьяна, — а что ты с ними сделаешь, когда поймаешь? Как с Големом — вырвешь из зубов табличку с пентаграммой?

— Спроси чего-нибудь полегче…

— Пожалуйста, — не растерялась Татьяна, — кто их сотворил, Франкенберг?

— Он самый, но для тебя же безопаснее забыть его имя, как и все остальные имена, что ты слышала, — предостерег ее я.