– Какое? Выкладывайте уже!

– Я подумал о том, что среди нас, может быть, есть кто-то, обладающий очень сильной волей или способностью передавать свои мысли. Понимаете? У кого-то в мозгу возникла только что увиденная нами сцена, а наш мозг уловил это, как радиоприемник, и передал органам зрения.

– И магнитофону, – многозначительно добавил Миддлтон.

– Вот именно, и гипотеза рухнула.

– Другого материалистического объяснения у меня нет, – сказал уныло Хальворссон.

– Давайте еще раз прослушаем пленку, – предложила доктор Хубер.

Миддлтон прокрутил бобину назад, и снова зазвучали шорох ветра, шелест листьев в кронах пальм и плеск бегемотов, доносившийся с Нила. Затем тот водопад странных звуков: звуки музыки вперемешку со свистом и щелчками, потом другая, человеческая речь. И, наконец, короткое шипение, когда вспыхнул голубой свет, убивший человека в кожаной одежде.

Магнитофон остановился, а мы оставались в той же растерянности, что и раньше. Одно было ясно. Все происшедшее не было сном.

– Может быть, все-таки из загробного мира?.. – шепнула Селия.

Карабинас покачал головой.

– Странно, что все повторилось еще раз, как будто сделано специально для нас…

– Но с какой стати? – спросила мисс Хубер.

– Не знаю.

– Может быть, из-за языка, – пробормотал Йеттмар.

– Как это – из-за языка?

– Я тогда обратил внимание кое на что. Во второй записи, или, скажем, при повторе. Но вспомнил об этом только сейчас, когда мы заговорили о языках.

– Что же это, ради бога? – спросил я нетерпеливо.

– Несинхронность.

Мы посмотрели на него так, словно он свихнулся.

– Что? – простонала мисс Хубер. – Несинхронность? Это что еще такое?