Из комнаты для медитаций был только один выход, и в душевую я прошла мимо Сергея. Он стоял у окна, бледный до синевы, и с совершенно потерянным видом смотрел на меня. Нет, не на меня, а просто в мою сторону, мимо меня.

— Ты что, Сережа?!

Он вздрогнул.

— Нет-нет, ничего… Ты так кричала последние полчаса… Еще немного, и я бы вошел туда. Но я же знаю, что нельзя входить…

— Сколько я кричала?!

Услышав про полчаса, все остальное я просто пропустила мимо ушей.

— А всего-то времени…

— А всего прошло восемь часов, — сообщил Ясень бесцветным голосом.

Я долго, очень долго стояла под горячими струями и с остервенелым наслаждением драила свое тело жесткой мочалкой. Сколько я там стояла? Пятнадцать? Двадцать минут? А может быть, еще восемь часов? Ко мне заглянул Нанда.

— Ну, как ты там?

— Отлично.

— Я рад. Только, пожалуйста, Татьяна, не спрашивай меня, что было на самом деле, а что тебе приснилось, привиделось. Ладно?

— Господи, — я высунулась к нему из-под душа, — ты, оказывается, тоже глупый. Я и не собиралась ни о чем спрашивать. Я сразу поняла: все, абсолютно все было на самом деле.

— Молодец. — Гуру посмотрел на меня очень внимательно. — Молодец, если не шутишь.

— Если шучу, все равно молодец, — уклончиво заметила я, прячась обратно в шумные горячие струи, и уже оттуда, булькая водой, спросила:

— А родить-то я смогу, Шактивенанда?

— Конечно, сможешь, — ответил он просто и буднично. — Ты же совершенно здорова. — И добавил после паузы: — Только не надо тебе рожать. В ближайшие года три — точно не надо.

— Почему?!

Мне вдруг сделалось безумно страшно. Я даже воду выключила, чтобы лучше слышать его ответ. Но ответ оказался никаким:

— Я не смогу тебе объяснить. Я просто знаю, что не надо. А впрочем, ты ведь упрямая, все равно поступишь так, как сочтешь нужным. Да?