Сам гуру поначалу впечатления особого не произвел. Был он не во фраке и не в драном свитере для эпатажа, а, как и положено им, «гурам», — босой, в тривиальной шафранного цвета тоге и с такой же шафранной лысиной. Лысина, как, впрочем, и вся кожа его, была темнее тоги. На руках — браслеты, в одном ухе — серьга, на лбу — жирная красная точка. В общем, гуру как гуру. И поздоровался он с нами молча, приложив к груди сложенные ладони. Ну а потом тривиальщина и банальщина кончились.

— Нанда, сделаешь что-нибудь пожрать? — сказал Сергей на чистейшем русском.

Гуру кивнул и, прежде чем уйти на кухню, разразился длинной тирадой по-французски, меню, что ли, зачитывал, а Ясень на все это отозвался коротко:

— Ви, ви.

— Как ты его назвал? — спросила я ошарашенно.

— Нанда. Для краткости.

— А так можно?

— По-всякому можно, главное — человека не обидеть.

— Погоди, а мне с ним по-каковски говорить? Я уже ничего не понимала.

— Да по-каковски хочешь. Он языков восемьдесят знает, по-моему.

— Не может быть!

— Сам не верил, но пообщался с ним и понял: этот может. Просто он их учит, не как мы с тобой, он их глотает в компактной форме, вроде таблеток.

— Да ну-тебя, это фантастика.

И тут появился Нанда с подносом. Еды там было много всякой, попадалась и незнакомая. Гуру прокомментировал по-английски:

— Сергей, ты можешь есть что угодно, а вот вам, Таня, я буду объяснять, что можно, а чего нельзя. У вас сегодня день особенный.

И оказалось, что можно мне немного: кукурузный хлеб, овощи, фрукты, орехи, ягоды. Ну и ладно. Медитировать так медитировать. Пожрем как-нибудь в другой раз. Однако вина выпить он разрешил. Вино было легким, чуть сладковатым и очень странным на вкус. Из какой папайи или гуайавы его гнали, одному Богу известно, но пить можно было. Еще более странным оказался сам гуру. Пока ходил за едой и вином, он смыл точку со лба, снял браслеты (серьгу, правда, оставил) и наконец вместо тоги предстал перед нами в майке и вытертых джинсах. Тут уж я повнимательнее вгляделась в его лицо. Под смуглой, не исключено, даже раскрашенной кожей угадывались совершенно наши, я бы сказала, рязанские черты: крупный толстый нос, небольшие, глубоко посаженные, хитрые серо-зеленые глазки, мощные надбровные дуги, крепкие скулы, оттопыренные уши, высокий лоб и полные чувственные бы. Возраст? От сорока до шестидесяти — выбирай любой. Интеллект — судя по всему, недюжинный. Физическое развитие — тоже. Религиозность, отрешенность, фанатизм — ноль, абсолютный ноль. Трезвый, рациональный, европейский взгляд на вещи. Конечно, это тоже могла быть роль, как и первая роль традиционного гуру. Кто же он? Ясень знал. Но не говорил. Такие правила игры.