И он вдруг продекламировал по-английски:
— And enterprises of great pitch and moment with this regard their current turn away and lose the name of action.
— Перевести для не знающих языка? — ядовито поинтересовалась Анна. — «И начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия». Цитирую по повести братьев Стругацких «Трудно быть богом». (Которого нет.) Москва, «Молодая гвардия», тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Давид цитировал по тому же изданию.
— Пришел поручик Ржевский и все опошлил, — обиженно надулся Давид. — Поручица Ржевская. А может, я вытащил эти строки из «Гамлете» в академическом собрании Шекспира, вышедшем в Лондоне в одна тысяча…
— Не лги мне, любимый.
А Шумахер уже не слушал их. Он как-то тупо, механически повторял:
— Я не сворачивал, не сворачивал я. Никуда я не сворачивал, правда, не сворачивал…
* * *
И тут оно бабахнуло. Громко так, неприятно Стекла тренькнули, эхо раскатилось, и даже в ушах зазвенело. Все четверо замерли, а потом бабахнуло ещё и ещё раз.
— Ну вот, — сказал Давид, — кажется, мы очень вовремя завершаем нашу дискуссию о профсоюзах. Это бомбы, что ли, бросают?
— Да нет, — сказал Симон, единственный военный человек в компании, — это тяжелое танковое орудие.
— Ах, вот как!.. — только и произнес Шумахер, с этими словами вставая и давя в переполненной пепельнице последний окурок.
Двое других гостей Симона поднялись следом.
— Куда же вы? — машинально спросил Симон, но думал он о другом.
Танки на улицах Метрополии. А кто-то обещал ему, что танков не будет. Или… Ах, ну да это же только завтра Микис Золотых будет уверять его, что происходит революция совершенно другого рода… То есть как «завтра»?! Вот так раз! Опять начались эти завихрения времени.
— Куда же вы?
Никого уже не было в комнате. А может, их вообще тут не было? Никогда?
Симон хотел выйти в коридор, кликнуть Хомича или его зама, в конце концов броситься вдогонку, если есть за кем, но подумал пристыженно, что ему подчиняется весь личный состав охраны отеля и ещё много-много бойцов, ощутил ответственность за людей и не стал дергаться. А потом наконец вспомнил главное: Микис же просил его дождаться.
И вот тогда штабс-капитан жандармерии, поручик ОСЛО, Посвященный, Белый Орел Симон Грай ощутил страшную усталость. Разделся и лег спать.