Да, нужно ехать, убеждаться, видеть все своими глазами. Пусть один раз, но достоверно. Если что-то есть – тогда можно звонить, сообщать, привлекать силы – одним словом, развязывать себе руки.

Соляков оделся, сунул за пояс «ПМ» – кобуру он не признавал – и пошел во двор заводить свой «Москвич».

* * *

Салон «Хонды» мягко подсвечивали зеленые огоньки табло. На заднем сиденье слышалось глухое бряцание металла. Пацаны делили оружие, которое вынес им Филин – сутулый седой мужик с грустными, коровьими глазами, бывший зампотех из какой-то вэ-че.

В простом картофельном мешке были сложены два «ТТ», ижевское помповое ружье с откидным прикладом, чеченский автомат «борз» и три безосколочные гранаты.

– Это сразу выкидываем, – рассудительно сказал Япон, откладывая под сиденье «борз». – Этой какалкой только в войнушку играться.

– Я его возьму! – загорелся Шиза. – А чего – маленький, удобный.

– Ну, смотри, сам напросился... Ганс, тебе чего?

– «Тэтэшник», – ответил Ганс, не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги.

Ему протянули новенький, еще скользкий от смазки пистолет.

– А другого нет?

– Второй потертый весь, ржавый.

– Вот, давай потертый. Лучше потертый, но советский, чем новый китайский.

Ганс нервничал. Только сейчас, когда ветер немного выдул из него хмель, он понял, в какую безумную авантюру позволил себя втянуть. Переть рогом без всякой подготовки на хорошо охраняемую, со всех сторон защищенную больницу – предел глупости. Внутри вооруженные охранники, снаружи – заборы и телекамеры.

Об этом надо было думать раньше. Но раньше Ганс слушал Кичу, который орал, сулил несметные богатства и не терпел никаких возражений. Раньше Ганс был прилично пьян и до неприличия самонадеян. Теперь пришло время каяться, но что толку? Сказать пацанам: «Все, ребята, отбой, едем обратно»? Его не поймут. Ганс на радостях уже пообещал хорошо расплатиться с братвой – он уже планировал продать обещанную двухкомнатную квартиру.

Летели стремительные минуты, мелькали за окнами машины ночные улицы. Каждая минута и каждый метр пути приближали тревожную неизвестность. И чем дальше – тем меньше шансов остановиться, одуматься. Нелепая ситуация затягивала в себя, как болото.

Ганс понимал, что, если они прорвутся внутрь, действовать придется жестко. Придется стрелять из настоящего оружия – в людей, в живых людей. Стрелять не раздумывая, пока они не начали первыми. А впрочем, это те люди, которые в свое время спустили его с лестницы, которые тыкали его зубами в капот на виду у Светки... Ганс старался думать об этом, чтоб не терять запала и злости.