Сама Занни предпочитала одиночество. В приюте у нее были свои потайные местечки, куда она пряталась от назойливой опеки сестер-воспитательниц. Ее не останавливали ни грязь, ни темнота, ни мыши, ни пауки; негодование воспитательниц при виде одежды, вываленной в пыли и паутине, тоже мало ее трогало — Занни ничего не боялась.

Точнее, почти ничего, потому что панически, всем своим существом, Занни боялась высоты. Она прекрасно понимала, что смешно бояться высоты так, как боится она: с колотящимся сердцем стоять на табуретке, доставая что-то с верхней полки шкафа, с зажмуренными глазами проходить по мостикам в парке, каждую секунду опасаясь, что кто-нибудь толкнет и она, потеряв равновесие, свалится за перила. Конечно же, все это было смешно, но Занни не смеялась и не допускала, чтобы над ней смеялись другие. Она тщательно избегала ситуаций, в которых могла бы выдать свой страх, а ее слава неуживчивой, капризной и даже скандальной особы помогала маскировать эту неподвластную разуму фобию.

Мосты ей снились. Пешеходные и автомобильные, каменные и железобетонные, арочные и висячие — неизменно высоко вознесенные над водой или бездонной пропастью, они вдруг начинали рассыпаться у нее под ногами: огромные куски бетона падали вниз, и Занни начинала падать следом. Но только начинала, потому что сразу же просыпалась. Но во снах она высоты не боялась. Ступая на очередной мост, Занни с интересом и удовольствием смотрела вокруг — на солнечный простор, на зеленые кроны деревьев внизу — и голова не кружилась, и не надо было унимать дрожь в ногах, не надо было бояться, что высота вдруг властно поманит шагнуть в пустоту… Нет, безмятежными и прозрачными были сны до той самой секунды, пока мост под ногами не начинал крошиться…

В один из летних дней Занни валялась на травке в саду приюта и размышляла о том, как приучить себя не бояться высоты. Можно, например, каждый день выбираться через чердачное окно на крышу, сидеть там, прижимаясь спиной к надежной стенке и привыкая к виду окрестностей внизу.

Тут, как назло, появилась сестра-воспитательница. Она с ходу начала выговаривать за испачканную одежку, а уж потом сообщила, что к Занни пришел посетитель.

— Новые родители? — вздохнула Занни.

— Нет, — поджала губы сестра-воспитательница.

Круг гостей у Занни был невелик: дамы из комиссии по надзору, детский психолог и старший инспектор Коэн. Впрочем, его, пожалуй, можно было и не считать — он появлялся не чаще раза в год, обычно под Рождество. Коэн стойко переносил ее неприязнь, все еще надеясь, что она проговорится о том, что случилось на озере Сент-Этьен. В прошлый раз Занни под видом воспоминаний наплела ему всякой чепухи, в которую он вряд ли поверил. Было куда интереснее, когда он рассказывал о криминалистике, но в прошлое Рождество Занни так и не удалось разговорить инспектора на эту тему.