Он был очень удивлен, увидев, что старая сосна стоит на прежнем месте. Правда, ее ствол обызвестковался и превратился в камень, но течение слегка колыхало запутавшиеся в ветвях водоросли, и оттого казалось, будто дерево слегка раскачивается на ветру. Им с Мэри сосна мешала, но они так и не решились ее спилить. Это было одно из самых высоких и самых старых деревьев в городе, и под ее раскидистыми ветвями почти ничего не росло. Даже сейчас вокруг ствола оставалась свободная площадка, на которой колыхалось лишь несколько чахлых морских перьев, тогда как весь остальной двор представлял собой самую настоящую плантацию ламинарий.

Подплыв к сосне, Нат погладил ладонью окаменевший ствол, вспоминая переливчато-зеленого колибри, который каждое утро садился отдохнуть на один и тот же сучок. Машинально Нат поднял голову, чтобы отыскать этот сучок в путанице ветвей и водорослей, и похолодел. Над самой макушкой сосны, футах в пятидесяти от дна, неподвижно висела в толще воды огромная бледная тварь. Ее длинные руки-щупальца были вытянуты вперед и слегка покачивались; время от времени то одно, то другое щупальце скручивалось кольцом и тут же лениво распрямлялось. Это был кальмар, и довольно крупный. Стекло маски несколько искажало пропорции, но Нат оценил его длину футов в двенадцать-пятнадцать.

Обернувшись, он поискал глазами Карлоса, но молодой ныряльщик уже заметил опасность.

— Двигайтесь, — сказал он более серьезным тоном. — Я не думаю, что он нас заметил. Давайте попробуем добраться до дома.

Дверь черного хода отсутствовала. Нат махнул рукой Карлосу и, проплыв по коридору, проник в свою собственную спальню. Он надеялся увидеть здесь их с Мэри двуспальную кровать — старинную, с медными шишечками, — но спальня сплошь заросла колышущимися морскими травами. Тогда он поплыл на второй этаж, чувствуя, как от тоски и горя сжимается сердце. На лестнице было темно, как в шахте, и только сливочно-белый луч его фонаря выхватывал из мрака причудливые очертания поросших ракушками перил и занесенных песком ступенек. На площадке Нат развернулся и поплыл в сторону кухни, окна которой выходили на каналы. Оказавшись внутри, он завис в воде у одного из окон, машинально обламывая колонии ракушек и кораллов, которые успели нарасти на их антикварной плите. Это была настоящая «О'Кифи энд Меррит», ее доставили на грузовике из Голливуда, а чтобы затащить плиту наверх и установить, понадобилось четверо сильных мужчин.

Даже сейчас перед мысленным взором Ната во всех подробностях вставал захватывающий вид, который некогда пленил их обоих. Окна кухни выходили сразу на два канала, через которые были переброшены резные деревянные мостики в японском стиле. В будние дни каналы были пустынны; лишь изредка под окнами бесшумно проплывало случайное каноэ, от которого по воде разбегались мелкие волны, а на мостах покачивались на ветру изящные фонарики. Волшебное время, волшебные дни… Нат плакал, не замечая, что плачет, пока от скопившихся в маске слез не защипало подбородок.