— Если ты этого хочешь... — Малик повернулся и поманил к себе Тони.

Она подошла и встала рядом с ним, солнечно улыбаясь.

— Сама видишь. — Он взял ее руку и протянул мне, словно подарок. — Чар больше нет.

Я нахмурилась — у меня возникли нехорошие подозрения. Взяла Тони за подбородок. Ее улыбка не изменилась. Я протолкнулась к ней в сознание... и ничего не обнаружила. Ни перепутанной сети мыслей, ни морока — просто ничего. Разум ее покинул. Она уже никогда никому ничего не расскажет. От потрясения сердце у меня снова забилось. Малик не просто стер ей память, он начисто уничтожил ее личность. Меня затошнило при мысли о том, что он оказался способен на такое, что такое вообще возможно. Он прикоснулся к ее плечу, и она ушла куда-то под купол.

Тони хотела обречь меня и всех остальных фей — всех, кого только могли заполучить вампиры, — на вечное рабство.

Чар больше нет.

Тошнота отпустила, и меня окатило теплой волной облегчения.

Чар больше нет.

Малику придется силой тащить меня обратно, и я пальцем не пошевелю, чтобы облегчить ему задачу.

Я улыбнулась ему, показала клыки:

— Кажется, тебе нечего больше предъявить для торга.

— А как же Роза?

Вот нелегкая!

Вечно что-нибудь да остается. Он хотел уничтожить тело Розы, чтобы спасти ее душу от демона, которым она была одержима, только это был не демон, а я. Неужели он по-прежнему этого хочет, даже теперь, когда он знает, что это я иногда забиралась в ее тело? Я пожала плечами:

— А что Роза?

Он махнул рукой в сторону трупа Графа:

— Это было... неожиданно. — Подошел ко мне, протянул руку. Перламутровая рукоять кинжала сверкнула. — Как и вот это, Женевьева.

Я не шелохнулась.

— Сдается мне, ты влип, — заметила я с притворным сочувствием. — Ты же не можешь убить это тело, не убив заодно и меня. Очередная версия истории про курицу, которая несет золотые яйца.

Малик щелчком выпустил лезвие и прижал острый кончик к моей груди. Серебро жгло кожу.