– Весело там было у вас, – с сомнением сказала Иванна. – Прямо Стругацкие.

– Вот именно в тот момент я поняла, что Сережа… – Дина вздохнула. – Ну не то чтобы он сумасшедший, нет, а просто меры не знает. Потому что в те годы тема про управляемые мутации плохо пахла. Даже откровенно воняла, на мой взгляд. Так я ему и сказала. Мол, сегодня комар, завтра – человеческий эмбрион… «Ну, зачем же эмбрион?» – непонятно отозвался Сережа. А я заявила, что лично мне неприятно развивать эту тему дальше, но я, по крайней мере, очень рада, что наш институт не располагает такой экспериментальной базой и таким оборудованием, чтобы всякие маньяки могли реализовывать свои проекты. «Какой ты, к черту, ученый? – заорал Сережа на меня. – Дура ты! Иди отсюда!» И я ушла. А через два дня вышла на работу и столкнулась с ним на лестнице главного корпуса. У него был очень виноватый вид. Я решила, что он готов извиниться, но Сережа сказал совсем другое. Он сказал: «Я наговорил тебе много того, чего не должен был говорить. Что-то на меня нашло. Пожалуйста, не говори никому. Никому, Дина, и никогда!» Он мне очень тогда не понравился. Совершенно был на себя не похож. Собственно, я и не собиралась никому ничего говорить. Но прошла неделя, и тут случился день рождения моей двоюродной сестры Альбинки. Когда уже уложили детей, поздних гостей и даже альбинкиного мужа, который еще некоторое время сопротивлялся и требовал продолжения банкета, мы с ней зависли на кухне с задушевными бабскими разговорами под коньячок. И я, уже и не вспомню, в каком контексте, стала ей с пафосом говорить о том, какая опасная у нас работа, как легко перейти можно грань и выпустить из бутылки джинна, и привела в пример Сережу с его идеей управляемых мутаций. «Кошмар! – ужаснулась Альбинка. – Это же страшное оружие, если хочешь знать!» Я стала жаловаться ей, что Сережа стал какой-то странный и нервный последнее время, а ведь дружили, общались и все такое. «А может, он завербован?» – на голубом глазу спросила Альбинка. В общем, безответственный треп двух пьяных женщин. Но с тех пор я не пью никакого алкоголя. Даже пива. Потому что, возможно, в тот момент я убила человека.

– Ну, вы преувеличиваете, – осторожно возразила Иванна. – Если моего отца и убили, то уж точно не вы.

– Подожди, ты кое-чего не знаешь. Альбинкин муж Павлик был солидным человеком, директором лучшей школы города, знаешь ли. И еще он являлся стукачом, осведомителем. Альбинка тогда была об этом не в курсе. Но она ему ничего и не рассказывала. Она вообще наутро слабо помнила, о чем мы говорили. Я вот что думаю: протрезвевший Павлик как пить дать сидел во время нашего разговора за стенкой, в туалете, и слышал все очень хорошо – общались мы эмоционально и на повышенных тонах. А потом доложил по инстанции. Лишь спустя несколько лет Альбинка узнала о том, чем занимается муж в свободное от работы время. Получилось так…