«Лешку бы надо вернуть самому себе», – как заведенная повторяла Иванна про себя одну и ту же мысль. Темнота из окна смотрела на нее и сквозь нее. Иванна показала темноте язык.

– Не дождетесь, – сказала она. – Хрен вам. Суки!

Алексей как стоял, так и сел с кухонным полотенцем в руках.

– Что-то я часто стала позволять себе быть слабой, – улыбнулась ему Иванна. – И какой-то зашуганной. И унылой. А уныние, Леша, – библейский грех. То, что мы с тобой вляпались в такую вязкую необратимую экзистенцию, еще не означает, что теперь надо удавиться от тоски.

– Ты меня прости, если можешь, – поднял голову Алексей. – Не волнуйся, я тебя дождусь, а там видно будет. Да, Иванна?

Она кивнула молча.

* * *

Профессор Кроль нашел Дину Городецкую. Он оторвал ее от плиты, от вкусных забот о наступающем празднике Пурим и от внука Ромуськи, который висел на ней и постоянно требовал ее внимания, лез в кастрюлю с фаршем, целовал бабушку в обе щеки и, в конце концов, с головы до ног обсыпался мукой.

– Теперь ты похож на маленького мучного ангела, – восхитилась Дина и поцеловала внука в макушку.

И в это время в комнате зазвонил телефон.

С тех пор как она уехала к дочери в Израиль, никто ни разу не звонил ей из Чернигова – близких друзей там не осталось, а после истории с Женей и Сережей из института Дина ушла – уволилась по собственному желанию. Защищалась потом в Институте биофизики в Киеве, там и проработала почти до шестидесяти. Хотела защитить докторскую, но случилась беда с мужем – инсульт в буквальном смысле свалил его с ног прямо возле операционного стола, в тот самый момент, когда ее Марик собственноручно и с большим удовольствием заканчивал свой любимый кисетный шов. В тот день он оперировал старую немецкую овчарку Найду. Найда после операции прожила еще четыре года. А Марк Давидович только два.

После его ухода Дина уехала к Ирочке с Пашей и за это в подарок получила своего сладкого внучика Ромуську. О лучшем подарке она и мечтать не могла. У него русые кудри, тонкие прозрачные пальчики и огромные серые глаза, как правило, печальные и пугающе умные для четырех с копейками лет, и мягкие прохладные щечки. «Бабулик», – говорит он и прижимается щекой к ее щеке – тогда Дина тихо плачет от счастья и гладит его по теплой пушистой головенке.

Маленький мучной ангел ворует со стола кусочек сырого теста и собирается съесть. Дина ничего не имеет против – она сама всю жизнь подъедает сырое тесто. А телефон все звонит.

– Ромусенька, – просит Дина, – принеси мне телефон из комнаты. Трубочку принеси.

И вот уже малыш чем-то шуршит в комнате и, прижимая трубку к груди обеими руками, бежит, бежит, котенок.