– Ц-ц-ц… – неопределенно покачал головой Анисимов.

– И «целое» не тождественно «единому», – подытожил Владимир Тимофеевич и выдохнул.

– Страшное дело, – вздохнул Игорек. – Однако ты гигант. Но тебя здесь никто не поймет.

* * *

Киев Ираклию очень-очень нравился. Он всей душой был согласен с шефом корпуса полевых аналитиков Лораном Баргани, французским шотландцем и с недавних пор страстным поклонником борща и вареников, что Киев – «это просто какой-то Копенгаген». Борща и вареников Лорану хотелось каждые три часа, и он смирял себя и буквально голодал, потому что Ираклий заставлял его работать.

Организационную структуру своей корпорации Ираклий строил любовно и с большим размахом. В отличие от минималиста Эккерта, который под конец жизни фактически свернул свою деятельность, он считал, что диверсификация задач и, соответственно, рабочих групп требует втягивания достаточного количества человеческих ресурсов, и тут не стоит лениться, а тем более – мелочиться. Нужны гении? Будут. Гении неразборчивы совершенно. Нужны маги? Будут маги, и качественные, но – внутри проекта.

Его люди в Венесуэле ведут Уго Чавеса. Читают ему на ночь Достоевского и даже не подозревают, что проект «Уго Чавес» успешно продан трижды – Америке, которая получила перспективного врага в латиноамериканском мире впервые за много лет после уничтожения Че Гевары; Евросоюзу, который получил врага Америки в латиноамериканском мире; и России – чтобы ее президент не чувствовал себя одиноко, создавая государство с «управляемой» демократией. Хотя изначально проект никто вроде бы и не заказывал, долгое время он варился в реторте на медленном огне, пока Ираклий не решил, что совпало время повышенной сензитивности трех геополитических адресатов и, следовательно, «Берлагу можно выпускать».

Фильтры и уровни доступа были организованы так грамотно, что Ираклия вовсе и не смущала многолюдность корпорации. Хотя после гибели Феди он из четырех-пяти лично преданных ему людей сам доверял только Лорану. И то, положа руку на гениталии, как римский патриций, отдавал себе отчет, что доверяет не на все сто процентов, а примерно на восемьдесят.

Новый его проект тоже никто не заказывал. Ираклий вообще терпеть не мог работать по заказу – не мог позволить себе позиционироваться как раб-исполнитель, встроенный в чужой замысел. И в какой-то момент понял, что можно прекрасно жить, не продаваясь, но при этом успешно и с удовольствием создавая дорогостоящие, иногда золотые предложения, от которых бывает трудно, а порой невозможно отказаться очень крупным покупателям.