— Я ведь к вере поздно пришел, — продолжал отец Леонид. — Сначала на дипломата пошел учиться. Сессию на третьем курсе завалил. Вот и забрили в рекруты.

— Трудно поверить, — сказал Вовка. И тут же спохватился. — В смысле что не сдали сессию.

— Как раз ничего удивительного, — ответил батюшка. — По молодости я часто на рожон лез. Например, никак не мог взять в толк, зачем дипломату высшая математика. Вот и ляпнул декану: «Знаете, профессор, формул много, а я — один».

— Неужели за это и выперли? — удивился Вовка.

— Нет, за это только пожурили.

Стас и Вовка молчали, ожидая продолжения.

— Меня выгнали как «политического».

— Да… В этом бараке у нас политические, — пробормотал Стас голосом экскурсовода по ГУЛАГу.

— Как вы сказали? — поинтересовался батюшка, проскакивая очередной светофор, не дождавшись зеленого сигнала.

— Да так… музыка навеяла.

— Ох, простите, забыл! — отец Леонид включил магнитолу. Из динамиков полилось густое звучание огромного хора, сдобренного таких же размеров оркестром.

— Это что, Виральдини? — осведомился Стас. Его познания в классической музыке ограничивались в основном текущими детективными расследованиями.

— Нет, Виральдини у меня отец дьякон заслушал. Хороший был диск. Забыл, как называется. Не то «Довольная Юдифь», не то «Тоскующая Саломея» — я мельком на обложку посмотрел. Успел только уловить, что это нечто неоднозначно библейское — так он у меня выхватил его со словами, что, мол, сейчас это модно. И унес…

— А что же тогда играет? — спросил Вовка.

— Это Бах, — ответил отец Леонид. — Тут записаны Ха-мольная месса и сто сороковая кантата. Я их очень люблю.

— Католическую музыку слушаете? — попытался поддеть его Вовка.

— Да будет вам известно, Бах был лютеранского вероисповедания. Это во-первых. А во-вторых, высокая музыка приближает нас к Богу независимо от того, кто ее написал. Музыка — вне наций и конфессий.

Возразить было нечего. Пришлось спросить что-нибудь тоже «вне наций-конфессий».

— А куда мы, собственно, едем?

— Как куда? — удивился отец Леонид. — Ко мне, конечно! Не в машине же нам разговаривать. Да вы не волнуйтесь, это уже недалеко.