— Что это?! — по-итальянски испугался Антонио.

Бурик машинально перевел. Получилось в меру эффектно — с этого момента машинист Баринов смотрел на всю компанию со значительной долей уважения.

— Легкие пробует, — пояснил он.

— Кто? — удивленно спросил Бурик.

— Сейчас сами увидите.

Они завернули за угол.

На рельсах, возле большого ангара, тяжко вздыхал и пыхал паром огромный черный агрегат с трубой, огромными колесами, угольной тележкой и массой непонятных приспособлений. На его борту красовалась надпись: «ЭУк699-74». Мальчишки обомлели…

— А сколько ему лет? — спросил Добрыня, глядя на паровоз круглыми глазами первооткрывателя.

— Двадцать девятого года рождения, — последовал ответ. — Так что считай сам. У тебя по математике что?

Добрыня слегка смутился.

— Примерно то же, что и по истории… — он не любил разговоров на эту тему.

Андрей Владимирович понимающе засмеялся упругим баритоном и взъерошил добрынины патлы.

— Понятно…

Добрыня посмотрел на него умоляюще.

— А можно мы… ну… это… А? Хоть немножко…

Из кабины высунулась светлая вихрастая голова:

— Владимирыч, это твои, что ли?

— Ты, Аркадиус, пошути у меня! А хоть бы и мои… Из кружка это. Железнодорожного. Понял? Не хухры-мухры…

— А его правда зовут Аркадиус? — тихонько спросил Бурик.

— Нет, он просто Аркадий, — со смехом ответил Баринов. — А когда острит не в меру, то Аркадиус и есть. Ну что, команда, пустим молодежь?