Внутри очень темно, не считая одинокой мерцающей свечи, которая стоит на грубо оструганном столе у дальней стены. Ее тусклый, неуверенный свет озаряет Кайла, который сидит на койке у окна. Винтовка в его руках направлена прямо на меня.

Больше в хижине нет никого. Никого. Это явная ловушка.

Я разворачиваюсь и с криком ныряю за дверь; пуля, выпущенная Кайлом, проходит в нескольких дюймах от моей головы. Делаю шаг к Кеции и вижу позади нее Ли, уже отошедшего к ближайшему ряду деревьев с того места, где я его оставила. Сейчас он стоит в идеально заученной стрелковой стойке. У него в руках пистолет, который он достал из кармана – я не потрудилась обыскать его, ведь Ли всего лишь мальчик… И сейчас он целится Кеции в спину.

– Ли! – кричу я, вскидывая собственное оружие. – Не надо!

Он вздрагивает, и его пуля проходит мимо цели. Чуть-чуть мимо. Она разбивает окно хижины, и Кеция резко разворачивается, пригибаясь. Затем кидается на Ли, оглушительно крича, чтобы тот бросил оружие, и он бросает – точнее, судорожно откидывает прочь. Я снова поворачиваюсь к хижине, потому что Кайл все еще там, вооруженный, а где же мои дети, Господи, помилуй…

Кайл распахивает дверь и направляет винтовку прямо мне в лицо. У меня есть время на то, чтобы отреагировать, на то, чтобы выстрелить, но я не стреляю. Не могу. Он ребенок. Злой, испорченный ребенок, но я не могу.

Сэм бросается на него сзади и сбивает Кайла наземь, лицом в грязь. Винтовка отлетает в сторону, и мальчик с криком пытается дотянуться до нее, отбиваясь от Сэма. Кеция защелкивает наручники на запястьях Ли, жестко заставляет его сесть на землю и достает вторую пару. Затем резко свистит, Сэм вскидывает голову, Кеция бросает наручники; он легко ловит их и застегивает на руках у Кайла. Потом вздергивает его на ноги и заставляет опуститься на колени лицом к стене хижины.

Я не могу дышать от ужаса, заполонившего меня. Не из-за того, что в меня стреляли. Не из-за того, что сделали Кайл и Ли.

Мои дети должны быть здесь. Они должны быть здесь.

Снова врываюсь в хижину. Она крошечная, чуть больше будки сторожа – маленький стол, толстый флисовый ковер, открытая задняя дверь…

Я пинком отбрасываю коврик и обнаруживаю крышку люка.

Беру со стола свечу и тяну за ручку. Холодный сырой воздух вырывается из открывшегося лаза, заставляя пламя свечи тревожно дрожать. Я жалею о том, что у меня нет такого же мощного фонарика, как у Кеции, – но лишь на секунду. Вниз ведет деревянная приставная лестница.

Я спускаюсь.

Моему плечу не нравится напряжение, но сейчас я почти не замечаю боли. Меня все еще подташнивает, голова кружится, но это не важно, ничто не важно, кроме того, что я найду здесь, под землей.