Мне нужно идти вверх. Он вез меня куда-то, верно? Может быть, даже туда, где живет. И если это хижина или что-то вроде того, там может оказаться телефон, компьютер, даже рация.

Я не хочу этого делать. Меня подташнивает от страха, когда я сворачиваю прочь от того, что выглядит безопасным направлением, и иду в холодную темную неизвестность. Но знаю: это именно то, чего он не ожидает.

Я стараюсь держаться в гуще леса, но продолжаю следить за дорогой. Фургон не возвращается. Может быть, он поджидает меня у подножия холма. Я начинаю чувствовать себя лучше; дрожь утихает, и хотя я по-прежнему испугана, у меня, по крайней мере, есть дубинка и меня больше не шатает.

Если что-нибудь случится, я побегу. Я быстрая. Я сумею удрать.

Замечаю что-то впереди. Это «что-то» металлическое, похожее на ограду. Сердце у меня ёкает, потом начинает биться быстрее, потому что если есть ограда, значит, за ней тоже что-то есть. На холме действительно что-то есть.

Снова окидываю взглядом дорогу. На изрядном расстоянии вижу отблеск – наверное, это фургон. Он очень далеко внизу. Я должна рискнуть. Если выйду на дорогу, то смогу двигаться быстрее.

Я выхожу из укрытия и бегу так быстро, что мне кажется, будто мои сухожилия вот-вот лопнут, но мое тело знает, как правильно бежать, оно натренировано для этого и само переходит на легкие, экономные движения для дальнего забега. Склон довольно круто поднимается вверх, и уже на половине пути мои легкие начинают гореть, но я огибаю широкий поворот и вижу, что дорога здесь делает круговую петлю.

Конец пути.

Передо мной забор из сваренных вместе кусков металла, местами проржавевших почти до толщины бумаги. На нем висят древние знаки «НЕ ВХОДИТЬ!» и «ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!»; один из них держится на ржавом хрупком болте, который выглядит так, словно вот-вот сломается. Но я не вижу, что творится по другую сторону забора. Перелезаю через него и прислушиваюсь – не раздастся ли собачий лай. Собаки могут выдать мое присутствие, к тому же я не уверена, что смогу убежать от них. Пригибаюсь, держась в тени деревьев, которые за забором растут все так же густо, и бегу параллельно едва видимой ухабистой дороге, которая ведет прямиком к шлагбауму. Я не уверена, что должна идти туда, но твердо знаю одно: если заблужусь в лесу, в темноте, по такой погоде, то умру. Когда пойдет снег, я замерзну насмерть, это можно сказать точно.

Я замечаю хижину лишь благодаря блеску разбитого стекла вдали. Это просевшее, полуразрушенное строение с выбитыми окнами и распахнутой настежь дверью. Здесь никто не живет. Не живет уже много лет. Я замедляю шаг и внимательно смотрю на хижину, потому что абсолютно уверена: если где-то и могут водиться привидения, то именно в таком месте. От здания исходит жуткое ощущение, своего рода ужасное притяжение. «Здесь умирали люди. Ты можешь услышать их крики».