— Я еще кое-что пообещал от вашего имени. Под свою личную ответственность я гарантировал, что вы явитесь на все допросы и судебные заседания, если до них дойдет дело, хотя оно и не дойдет. Однако боюсь, что вам придется побыть какое-то время моей гостьей.

— А я вам не помешаю?

— Конечно, нет! Я буду только рад!

Она опустила глаза на свою руку, которую Огюстэн по-прежнему продолжал держать. Он понял, о чем она подумала, сильно покраснел, отпустил руку и отодвинулся в сторону.

— Нет-нет! — запротестовал он. — Это совсем не то, что вы подумали. У вас будет своя спальня. Вернее, моя спальня, а я буду спать на диване в гостиной. Только возьму одеяло и подушку. Я уже не раз так спал раньше. Там удобно, даже удобнее, чем на кровати. Я и сам не знаю, почему не сплю там все время, но вас точно никто не потревожит. Вот что я хочу сказать. Даю вам слово. — Он перестал нести этот ребяческий вздор, глубоко вдохнул и заглянул ей в глаза, желая убедиться, что успокоил ее. Посчитав, что не окончательно, он предпринял новую попытку. — Честно, Клэр, — искренне сказал он, — после того риска, на который вы пошли ради меня, я ни за что в жизни не стал бы пользоваться тем положением, в котором вы оказались.

Наступила долгая пауза.

— Я вам верю, — наконец сказала она.

II

II

С трудом удерживаясь на кузове под натиском разбушевавшейся стихии, Нокс оглянулся назад и понял, что его наскоро придуманный план страдал одним важным недостатком. Видимость была настолько ужасной, что даже мощные фары грузовика не позволяли ничего разглядеть на удалении нескольких метров. Но Нагиб и Тарек не могли включать фары, поскольку сразу выдали бы себя. А ехать в такую погоду без света оказалось практически невозможно.

На машину с визгом налетел ураганный порыв ветра, и она резко вильнула в сторону — Нокс едва удержался, чтобы его не снесло потоками воды. Колеса с трудом цеплялись за размякший грунт, и скорость пришлось сбросить.

Он еще раз обернулся и снова ничего не увидел. Грузовик наконец добрался до конца дороги и остановился у здания с генератором. Вполне достойное место. Хоть «геометрия» и является греческим словом, но в Древнем Египте она уже формировалась в науку, позволявшую собственникам земли восстанавливать границы своих владений после ежегодных разливов Нила, а властям — определять размеры взимаемых налогов.

Использование этих навыков и превращение их в искусство было подтверждено расположением и пропорциями Великих пирамид. Тем не менее разговоров о «священной геометрии» египтяне не любили — в них слишком сильно чувствовались мышление и оценки Нового времени. Хотя жители Древнего Египта вполне могли использовать свои знания и возможности при строительстве городов и зданий, археологические исследования показывали, что они далеко не часто об этом вспоминали.