— Я уже купил мешок на гагачьем пуху… — обронил Павел.
— Вы что же, на Северный полюс в поход собрались?
— Да нет, поближе… Отправляюсь охотиться на козлов. Представляете, козлов развелось — проходу не дают!
— Да что вы говорите?! А не рано ли? У меня отец охотник. Так он на охоту собирается только в конце августа…
— Я ж вам говорю, козлов развелось — видимо невидимо, на них теперь разрешена охота круглый год, — серьезно проговорил Павел.
И тут сообразил, что если явится с рюкзаком на встречу с Комаревским, тот может догадаться, что с Александром Степановичем Павел уже заключил договор. Черт! Из-за каркаса в сверток не свернешь, а на завтра покупку откладывать — не желательно. Неизвестно, как завтра будет со временем.
Отсчитывая деньги, он попросил:
— А заверните мне рюкзак в бумагу, чтобы не видно было, что это такое.
Продавщица сговорчиво пожала плечами, и, склонившись под прилавок, громко зашуршала упаковочной бумагой. Она видимо уже усвоила капиталистический принцип — клиент всегда прав.
С невесомым, но громоздким, свертком под мышкой Павел вышел из магазина, хохотнул про себя; надо же, эта хохма про козлов никак не приедается, и каждый ее воспринимает по-своему. Наверняка эта девчушка обрадует сегодня отца, сообщив, что теперь круглый год открыта охота на козлов.
До встречи с замполитом оставалось пятнадцать минут. Павел обошел сквер по периметру, прошел по аллее, затем, продравшись сквозь кусты, вылез к лавочке и непринужденно уселся на нее, положив сверток рядом с собой. Димыч должен наблюдать за округой из окна на третьем этаже. Ага, вон оно, и, вроде, за стеклом кто-то маячит. Если Димыч заметит что-либо подозрительное, из форточки выбросит пачку сигарет. А после десяти минут разговора, спустится вниз и присоединится к беседе. Павел поглядел на часы, стрелки уже вытянулись в прямую линию, подняв взгляд, он увидел Комаревского, быстро идущего по дорожке. Н-да-а… И походка у него осталась прежней: строевой чеканный шаг, и пиджак сидит, как мундир, и физиономия, как и прежде, сухощавая, и левый глаз слегка прищурен, будто наблюдает за тобой поверх прицельной планки. Вот только слегка заморщинилась физиономия. Павел всего года на четыре младше бывшего замполита, а физиономия еще без единой морщинки, только седина вещает за версту о преклонных годах.
Замполит вдруг улыбнулся:
— Ба, еще толще стал… А так, почти не изменился…
— Да и ты не очень изменился… — проговорил Павел, будто не замечая руки, протянутой для пожатия.
Видимо жест был машинальным. Замполит смутился, стесненно кашлянул, сел рядом, огляделся по сторонам, спросил: