—   Что ж, — сказал Веллингтон, тихо вздохнув, — тогда, полагаю, это должно означать, что мои мозги останутся у ме­ня в голове.

Дивейн ухмыльнулся.

—   У нас есть свои правила и традиции, старина. Вы долж­ны это понимать.

—   Я понимаю, хотя и нахожу ваши ритуалы посвящения до­вольно жесткими.

Дивейн кивнул.

—   Так и должно быть. Когда вы услышите то, что Хавелок собирается сказать сегодня ночью, вы все поймете.

—   Жду с нетерпением, — как можно спокойнее ответил Веллингтон, бросив быстрый взгляд в сторону доктора.

На этот раз доктор Хавелок уже ждал всех за столом, лицо его было радушным и довольным, без каких либо следов рас­каяния после недавней зверской расправы над журналистами. Сейчас он с удовольствием ел первое блюдо вместе со всеми остальными, несмотря на царившую за ужином напряженную атмосферу. Веллингтон обвел глазами зал и тут заметил, что здесь как будто стало просторнее. Может быть, это было свя­зано с отсутствием одной пары? Нет. Свет газовых ламп отра­жался от висевших на стенах зеркал для слуг. В зеркалах этих виднелась искривленная обстановка комнаты, потому что са­мих слуг перед ними не было. Позади трона Хавелока, где обычно стояли еще двое лакеев, сейчас возвышались два бронзовых обелиска, достигавшие пояса единственного дво­рецкого, присутствовавшего в зале. Холодные закуски были поданы, налили по первому бокалу вина; но теперь среди го­стей оставался только один внушительный дворецкий, кото­рый никогда далеко не отходил от Хавелока. Он стоял так же неподвижно, как и два обелиска.

—   Добрый вечер, братья и кандидаты, — заговорил Хаве­лок, призвав всех к тишине. — Я понимаю, что тем, кто зна­ет меня хорошо, мое присутствие здесь и эта моя вспышка красноречия могут показаться нехарактерными; но, с другой стороны, братья, когда я соблюдал условности?

Послышался вежливый смех, в котором угадывались нот­ки мрачных опасений.

—   Причина моего присутствия здесь проста: я хочу видеть вашу реакцию. — Хавелок повернулся к дворецкому. — Пир­сон, можете начинать.

Угрюмый дворецкий подошел к одному из обелисков и, про­тянув руку, поднял находящийся позади него рычаг; действия его вызвали веселое оживление некоторых дам за столом. Ког­да рычаг зафиксировался в верхнем положении, из отверстий с обеих сторон показались серебристо-перламутровые сопла. Послышалось громкое шипение, и дамы дружно охнули; но за­тем раздались возгласы удивления и ужаса, когда металличе­ские пластины сдвинулись в сторону и из корпуса вытянулись похожие на скелет руки и ноги, сделанные из телескопических трубок, шестеренок и поршней. Верхняя часть обелиска по­вернулась, превратившись в угловатое лицо с глубокими впа­динами глазниц и решеткой на месте рта, светившейся при­зрачным ярко-изумрудным светом, а Пирсон тем временем поднял рычаг второго обелиска.