Когда все кончится, я навсегда покину эти края.

Я лягу на дно, сказал я себе. Я найду тихое местечко и откажусь от всех встреч, вечеринок, поездок. Если слова–ключи известны кому–то, кроме Юлая, я сделаю все, чтобы обо мне забыли. Протянул же Беллингер одиннадцать лет! Главное, не дать им повод для раздумий.

Совсем рассвело.

Ночью тут делать нечего. Юлай, несомненно, появится сейчас, в темноте тут ничего не найдешь, а днем можно наткнуться на какого–нибудь бродягу.

А потом мне надо будет увидеть шефа…

Я никому не верил.

В конце концов, сдал меня самый близкий человек – доктор Хэссоп. Но шефа я должен увидеть. Должен.

Пискнула чайка. Шлепнула о борт волна. Подняв голову, я услышал вдали стук мотора.

Удобно устроившись прямо над пустым иллюминатором, я вынул пистолет, нацепил наушники и включил плейер на полную мощность. Никто услышать меня не мог, и я ничего больше не слышал. «Я чист, чист! – вопил Гарри Шледер. – Я чист чистотой феникса!»

3

Я видел лодку, видел лежащий на ее дне парусиновый сверток, видел широкую спину киклопа, наклонившегося над мотором.

Крепко упершись ногами в ржавый металлический борт, я двумя руками навел пистолет на Юлая. «Я чист! Чист!» Я увидел темное пятно на клеенчатой куртке, очень точно определяющее очертания его левой лопатки, и решил стрелять прямо в пятно. Я должен убить Юлая сразу. Он должен умереть сразу и молча. Он владел тайной слов–ключей, слов–детонаторов, и я не горел желанием узнать эту тайну. Я не хотел услышать слова, сочетания которых несут мне смерть. Я не хотел прочесть их по губам умирающего.

Если Юлай будет только ранен, он обернется и увидит меня. Он закричит.

Я знал одно: Юлай должен умереть сразу.

«Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу!..»

Я чувствовал бешенство. Бешенство и ненависть. Ненависть ко всему живому. Всю жизнь я зависел от каких–то случайных людей, больше этого не будет!

Я нажал на спуск.

Юлай упал после первого выстрела.

Я подумал: мне повезло! Но он вдруг тяжело приподнялся на локте, он попытался повернуть голову.

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо!..»