Я распахнул двери Черного дома с такой уверенностью, как будто все еще был привилегированным агентом на государственной службе, а не каким-нибудь второразрядным толкачом дури. Должно быть, мое лицо в тот момент имело вполне достойное выражение, поскольку стражник на входе пропустил меня, не чиня никаких препятствий. Оттуда я твердым шагом углубился в лабиринт коридоров, нисколько не удивляясь тому, что до сих пор не позабыл дорогу.

Канцелярия Старца располагалась глубоко в центре здания, в самом сердце паутины скучных кабинетов и блеклых ковровых дорожек. Я вошел без стука, но он каким-то образом узнал о моем прибытии и вальяжно сидел в своем кресле, всецело владея пространством занимаемого им кабинета. На деревянном рабочем столе не было ни бумаг, ни книг, ни глупых безделиц, единственным его украшением служила маленькая чашка с жесткими леденцами.

— На день раньше, — сказал я, усаживаясь перед ним и бросая на стол сверток бумаг.

Пакет с глухим стуком опустился на деревянную поверхность. Старец посмотрел на меня, затем на досье и снова взглянул на меня. Взяв сверток бумаг со стола, он поудобнее устроился в кресле и принялся рассматривать бумаги с мучительной медлительностью. Наконец Старец положил бумаги на стол.

— Бумаги сулят занимательное чтение, но тем не менее, к сожалению, это не та информация, которую я велел тебе добыть. И, ради своего спасения, я, конечно, надеюсь, что это не все, с чем ты пожаловал.

Бритва лежала в моей заплечной суме. Все, что от меня требовалось, — это выложить ее на стол и уйти, свободным и чистым, по крайней мере до следующего раза, когда Черному дому от меня опять что-нибудь понадобится. Лезвие буквально дышало пустотой, улика была так же надежна, как подписанное признание. Однако я не спешил открывать все карты, пока Воробей находился в руках убийцы. Один беспризорник ничего не значил для Старца, за жизнь пацана он не дал бы и обломка ногтя с ноги.

И утекло бы немало воды, прежде чем Клинок исчез бы в лабиринте Черного дома, чтобы уже никогда не выйти оттуда. Начав преследования Беконфилда, стражам порядка пришлось бы соблюдать требования закона, что означало бы бесконечные повестки в суд и недельные судебные проволочки, и я просто не мог представить, чтобы герцог сохранял жизнь Воробья в течение всего этого времени. Естественно, можно было предположить, что Старец приложил бы усилия, чтобы покончить с Беконфилдом, но в этом я сомневался. Более вероятно то, что старик, используя предоставленные мною улики, загнал бы герцога в угол, а затем вышвырнул бы его обратно на улицу прислужником Черного дома. Сидя под колпаком Старца, герцог стоил дороже, чем болтаясь на виселице.