Не думая о последствиях, Эванджелина сняла трубку и набрала номер Габриэллы — нетерпеливое ожидание затмило все остальные чувства. Если кто-то и знает, что делать, то это ее бабушка. Раздался длинный гудок, за ним второй, а затем Эванджелина услышала резкий и повелительный голос:
— Алло?
С тех пор как Верлен в последний раз вышел из своей квартиры, прошли всего лишь сутки, но ему показалось, что прожита целая жизнь. Только вчера он взял досье, надел любимые носки и сбежал по пяти лестничным пролетам, скользя по ступенькам влажными подошвами ботинок. Только вчера он был поглощен мыслями о том, как отказаться от рождественских вечеринок и что придумать на Новый год. Он не понимал, почему попал в столь странную ситуацию из-за собранной информации.
Он сложил в сумку копии писем Инносенты и большую часть блокнотов с записями, запер кабинет и направился в центр. Утреннее солнце освещало город, мягкие желто-оранжевые лучи разогнали тучи на зимнем небе. Несколько кварталов он шел по морозу. Посреди Восьмидесятых улиц он сдался и оставшуюся часть пути проехал на метро. К тому времени, когда он вошел в дом, он почти убедил себя, что события прошлой ночи ему почудились. Возможно, сказал он себе, это всего лишь сон.
Верлен отпер дверь в квартиру, закрыл ее пинком и бросил сумку на диван. Он скинул вконец разбитые ботинки, стащил влажные носки и босиком прошел в свое скромное жилище. Он ждал, что все будет разбросано и разбито, но все оставалось точно так же, как днем раньше. На неоштукатуренных кирпичных стенах лежала паутина теней, стопки книг высились на покрытом пластиком столе, бирюзовые кожаные пуфы, овальный лаковый журнальный столик — вся мебель в стиле пятидесятых, потрепанная и неудачно подобранная, ждала его в целости и сохранности.
Книги по искусству заполняли всю стену. Там были здоровенные, размером с журнальный столик, тома издательства «Фейдон пресс», книги в мягких обложках по искусствоведению и глянцевые фолианты с репродукциями его любимых модернистов — Кандинского, Сони Делоне, Пикассо, Брака. Книги не помещались в маленькой квартирке, но он отказывался продавать их. Он еще несколько лет назад решил, что квартира-студия не подходит для человека с собирательским инстинктом.
Осторожно отрывая присохшую ткань от раны, он снял шелковый галстук от «Хермес», которым перевязывал руку. Галстук можно было выбросить. Свернув, он положил его на подоконник. За окном пятого этажа виднелся кусок утреннего неба. Оно поднималось над домами, словно на сваях. Снег висел на ветках деревьев, сосульками сползал из водосточных труб. Водонапорные башни на крышах дополняли картину. Хотя в его собственности не было ни дюйма, ему казалось, что этот вид принадлежит только ему. Созерцание этого уголка города часто полностью поглощало его внимание. Но сегодня утром ему просто хотелось проветрить голову и сообразить, что делать дальше.