8

На этот раз Симон Петрович курил наргиле, увлечённо потягивая ароматизированный яблочно-банановый дым из деревянной трубочки на длинном рукаве. Рукав тянулся из изысканного металлического сосуда, расписанного индийскими тематическими узорами. Помещение давно не проветривалось, в комнате стояла тошнотворная смесь запахов пота, табака и фруктовых ароматизаторов, от которой резало в глазах. Бульканье, исходящее от наргиле всякий раз, когда Симон тянул из трубки воздух, наводило на мысли о ведьминским котлом. Лазарь прикинул в уме, сколько угарного газа «пассивно» вдохнёт, пока находится здесь, и решил приступить к делу, не мешкая.

– Мне нужны оба, – заявил он, едва опустившись в кресло.

Симон Петрович утопал в огромной красной напольной подушке и с умиротворённым видом обсасывал мундштук. Наблюдая за его неистребимой тягой к табачным изделиям, граничащей с культом, невольно верилось, что рак лёгких – миф, придуманный фармакологическими компаниями и продажными врачами, порождёнными жадностью табачных компаний. Лёгкие Симона, до сих пор исправно доставлявшие кислород в кровь, подтверждали эту гипотезу.

– Да что ты? – Симон изогнул белёсую бровь. – Сначала приходишь за час до назначенного, потом будишь посреди ночи, а теперь вообще заявляешься без приглашения, да ещё требуешь чего-то, ничего не предлагая взамен. Ты, часом, ничего не напутал, мальчик?

– В следующий раз принесу с собой «ганджи», – пообещал Лазарь.

У Симона вытянулось лицо.

– Ну, хорошо-хорошо, и хавчик.

Симон Петрович выплюнул мундштук, выпустил облако дыма и прищурился.

– А ты наглый парень, Лазарь. Я уважаю наглость – полезная черта в наше время. Но только до тех пор, пока не переходит в хамство. И сейчас ты очень близок к тому, чтобы потерять моё уважение.

– Серьёзно, мне нужны оба, – Лазарь вытравил из голоса шутливые нотки. – Вам прекрасно известно, что мне нечего предложить взамен. Если дело в деньгах… так и быть, готов делить долю Малого с Яникой.

На щербатой физиономии Симона появилась запоздалая полуулыбка, которую он умело замаскировал, снова закусив свой мундштук.

– Ещё пару месяцев назад тебе не нужен был никто. А теперь подавай сразу двоих. Я всегда считал, что люди не меняются, и уж ты последний человек, который станет меня в этом разубеждать.

Люди не меняются – это правда. Скорее, прогибаются. Пытаются прогнуться. Под гнётом неких жизненных факторов, желаний или потребностей. Всё равно, что гнуть ветку – пока тянешь, она меняет форму. Можно гнуть себя определённый отрезок времени или всю жизнь, но вот незадача – стоит только ослабить хватку, и природа сразу возьмёт своё.