Групп было немного, в основном – интуристы (в том числе и удивившие меня ценители цветов саккуры), но требующаяся мне лично для восприятия таких мест тишина и покой были явно недостаточны.

Лирика как-то «не прорастала» в душе. И, видимо, «по контрасту», вспомнилась «политика». И одна строфа из знаменитой поэмы почему-то всплыла в сознании и прочно укоренилась в «оперативной памяти», явно претендуя на подробное осмысление:

«Скажи,

Кто такое Ленин?»

Я тихо ответил:

«Он – вы!»

Осмысливать что либо под стрекот «гидов-экскурсоводов» и щелканье затворов цифровиков и мыльниц я совершенно не мог и в этот момент пожалел, что наша с Сережей поездка не пришлась на какой-нибудь дождливый октябрь. В голове невольно возникли строчки одного моего хорошего знакомого, поэта «на всю жизнь», а временно – охранника в эйлатском супермаркете:

Когда придет, та, Болдинская осень,

Кого возьмет в горячечный свой плен?

И до Болдина, и до Эйлата было далеко, далеко было и до Царицына – цели нашей поездки, и совершенно мне было неясно – возьмет ли кого-то «в поэтический плен» приближающаяся осень даже и в Болдино.

В современной Руссии с осенью чаще ассоциируют не поэтические грезы романтической Европы XIX века, а, скорее, прагматические устремления Америки века XX: «цыплят по осени считают». Счет «цыплят», «лимонов», «арбузов» и, конечно, «азиатов» стал явственно слышен не только на «торжищах», но и «в храмах Искусства». А когда говорят деньги – Музы молча снимают хитоны. Как говаривала незабвенная служанка Прони Прокоповны: «Барышня легли и просят…»

Побродив по усадьбе и деревне, полюбовавшись разноцветьем полевых цветов – пестрыми венчиками грубых васильков с их необыкновенно богатой раскраской, островками почти столь же пестрой «Иван-да-Марьи с пострелятами», двуцветными одуванчиками с яркой неоловой сердцевинкой, порханьем бабочек (особенно много было почему-то лимонниц, причем преобладали самки – или мы просто не видели самцов с их гораздо более темными крылышками?) мы сфотографировались у знаменитой калитки, где «девушка в белой накидке сказала мне ласково: „Нет!“» и отправились дальше…

В ходе нашего путешествия у меня оказалось достаточно досуга, чтобы подумать о странных событиях последнего времени. Особенно плодотворной оказалась та прекрасная ночевка в стогу под Воронежем.

Я долго не мог уснуть и от пережитого стресса и под впечатлением картины великолепного вида неба с яркими риновыми и неоловыми туманностями и молодыми звездами, образующими «опорные точки» звездной карты. И мифы о древних богах, чудовищах и героях, всех этих Данаях, Уроборосах, Одиссеях, Никах Самофракийских, Морфеях, Бахусах и прочих, вознесенных поэтической фантазией на заре европейской цивилизации на небо, как-то сплелись в один клубок. В наступившей полудреме этот клубок превратился в сплав, который как-то странно перекристаллизовался и в нем почему-то появились Андромеды, Кассиопеи, Персеи, Орионы… А в момент появления у бистательной Афины с яркой туманностью бабочки на голове еще и каких-то волос Вероники, я, наконец, уснул.