Я сверился с Интеллектусом и понял, что Maк и Сарисса шли замыкающими. Это слёдовало исправить. Я всё ещё не знал, какую роль они играли в этой игре.

— Мыш, — позвал я. — Если гончие надумают сделать круг и подкрасться к нам сзади — прикрой наши задницы.

Большой комок шерсти издал пыхтящий звук, выдохнув нечто среднее между лаем и чиханием сквозь зубы. Хех. Чубакка. Я напомнил себе продолжать следить за Maком и Сариссой, пока мы идём, но я чувствовал себя увереннее с Мышом за спиной. Интеллектус был полезен как справочное руководство, но не как система раннего оповещения. В любом случае, если кто-то из них попытается жульничать, лохматый тибетский сторож был, скорее всего, одним из тех, кто заметит это первым. Было неплохо иметь его поблизости.

— Кто ожидает нас наверху? — низким и напряженным голосом задала вопрос Кэррин.

— Королевы Феерии, я полагаю. Сразу все.

Томас присвистнул.

— А почему?

— Нет времени объяснять, — сказал я. — Никто ничего не делает, пока я не делаю. Даже не разговаривайте. Когда нас всех накроет, начните с того, кого я подожгу первым. После этого, импровизируйте.

Я отправился дальше, понемногу увеличивая темп. Деревья ближе к вершине острова были старше, толще и выше. Раскидистый полог от их крон отбрасывал тень на большую часть низкорослого кустарника под ними, и по земле, большей частью неровной и покрытой сырым многолетним ковром из опавших листьев, передвигаться стало легче. Потревоженная нами листва издавала густой запах плесени.

Мы вышли на поляну на вершине холма, и я остановился в шести дюймах до того, как вышел из кромки лесной тени. Томас врезался в меня. Я бросил короткий взгляд через плечо, тихо выдохнув сквозь зубы. Он ткнул меня локтем пониже спины.

Вершина холма была заключена в круг лучистого света.

Я не знал, как ещё это описать. Я не имел понятия, на что я в тот момент смотрел. На двенадцать футов от земли протянулась завеса света, скорее пылая, чем светясь, нечто, что заливало холм нежным сиянием, подобно огромному кругу, парящему над землёй. Ширина круга была тщательно рассчитана, будто его начертали при помощи компаса, и я знал, что он был ровно один фут толщиной — двенадцать дюймов. Цвет его не был схож с чем-либо, виденным мной раньше, слегка переливаясь время от времени оттенками серебра, синевы и золота, но не окрашиваясь при этом каким-то одним цветом… и… слова тут бессильны. Но это было прекрасно, как любовь, как музыка, как истина, как нечто, попавшееся мне на глаза и запавшее прямо в душу. Нежный, мягко сияющий свет скользил с внешней кромки круга, как струя воды из изящного фонтана, падая на землю в замедленном движении жидкой завесы чистого света и пряча то, что за ней скрывалось.